Эмоции в розницу

Волшебная Юлия

«Государственная финансовая поддержка новообразованным семьям. Усиленный соцпакет. Удвойте свои шансы достичь успеха!»

Два разных баннера, и в обоих – это слово. Успех. О необходимости стремиться к нему нам напоминали буквально на каждом шагу. Пожалуй, это понятие я слышала в своей жизни чаще каких-либо других. Ещё начиная с интерната. Оно впиталось в моё сознание, а может и в кровь. Успех стал мерилом, определителем всей моей жизни. Но что он вообще такое?

Я подумала о том, что чем бы ни являлся успех, я вовсе не хочу направляться к нему вдвоём с кем-то и не нуждаюсь ни в каких брачных контрактах. Больше того: я, наконец, поняла, что просто-напросто

боюсь их! Но почему? Ведь это абсолютно стандартная практика, к которой, согласно статистике, прибегает около сорока процентов взрослого населения ОЕГ, не считая эмпатов.

И, тем не менее, один из обязательных пунктов контракта заставлял меня внутренне холодеть лишь при мысли о нём: обязательство пары работать над зачатием ребёнка. В первые два года самостоятельно, а затем – если зачатие не наступало – с применением современных медицинских достижений по искусственному оплодотворению.

Я хорошо помню, как впервые узнала об этом условии.

Мне было двенадцать, когда один из преподавателей социального права в колледже, профессор Лобзовский, целую лекцию посвятил теме брачных договоров. По окончании занятия он пристально обвёл лягушачьим взглядом зал с учащимися и заявил, что в течение последующих двух недель все девочки нашего потока должны по очереди являться к нему в кабинет для личной беседы. «С целью более качественного закрепления темы», – так он выразился.

Приказы преподавателей в колледже не обсуждались и не игнорировались: от воли этих людей напрямую зависела возможность продолжать обучение и получить сертификат профпригодности.

Примерно через неделю после лекции наступила моя очередь идти на личную беседу к господину Лобзовскому.

Собственно, сама беседа была короткой. Когда я вошла в кабинет, профессор, растянув свои по-женски мягкие розовые губы по всему лицу и обнажив мелкие жёлтые зубы, дал электронной системе голосовую команду заблокировать выход. Затем, приблизившись ко мне и расстегнув крепления на своей одежде, Лобзовский объяснил, что в таком вопросе как брачный контракт, мало знать теорию. Задача колледжа – максимально эффективно подготовить учеников к их будущим профессиям с практической точки зрения.

– Ведь в браке между гражданами ОЕГ практика важна ничуть не меньше, чем в профессиональной деятельности, – продолжал он, подойдя вплотную ко мне и расстёгивая мою ученическую униформу. Я помню, как он провёл своими толстыми пальцами по внутренней стороне моего левого предплечья и крепко ухватил оба моих запястья огромными ладонями. А после этого, в течении следующих тридцати минут профессор более чем наглядно демонстрировал мне практическую сторону брака алекситимиков, абсолютно не интересуясь моей готовностью эту грань познавать.

При одном воспоминании о тех получасах в кабинете Лобзовского, к горлу подкатывает тошнота. Едкий и душный запах его пота с тех пор преследовал меня на всех последующих занятиях, которые вёл Лобзовский. По этому же запаху я могла определить, что он недавно прошёл по коридору, и неизменно хотелось вывернуть содержимое своего желудка прямо на идеально белый пол. Теперь, благодаря Грегу, я знаю, что это называется отвращением. Да, я испытывала отвращение к господину Лобзовскому, к тому, что он со мной делал, к брачным контрактам и – если уж быть честной до конца – к самой себе!

Никто из учеников практически не общался между собой, и ни одна из моих сокурсниц ни словом не обмолвилась о «беседе» в кабинете Лобзовского. Так же, как и я. По правде сказать, у меня даже мысли не возникло, что я могу кому-то пожаловаться или попросить о помощи. Как не подумала

и о том, чтобы предупредить тех девочек, которые ещё не успели побывать на «беседе». Нас не учили защищать самих себя, и проявлять заботу об окружающих мы тоже не умели. Возможно, это как-то взаимосвязано? Что если умение дать отпор, сказать «нет», да и вообще способность воспротивиться, когда кто-то предъявляет права на моё тело и волю, напрямую связано с готовностью защищать других людей? Быть может, именно так это работает у эмпатов? Я решила, что обязательно должна спросить об этом у Грега.

Тут я мимовольно улыбнулась. «Кому должна?» – спросил бы сейчас Грег. Да себе, чёрт возьми, я должна это самой себе! Мне просто необходимо разобраться.

О том, чтобы рассказать обо всём произошедшем в колледже своим родителям, я даже не помышляла. Но если бы мне и вздумалось это сделать, подозреваю, они не придали бы моему рассказу никакого значения.

На следующий день после случившегося я не смогла пойти в колледж: сильно ныл низ живота и ощущалось жжение в промежности. Но мать, узнав об этом, лишь поморщилась, как от зубной боли. В таких ситуациях, когда ребёнок жалуется на какие-либо болезненные ощущения, закон обязывает родителей обращаться в клинику. Но внеочередное обращение влечёт за собой большие расходы и лишние хлопоты для родителей.

В клинике я прошла обследование на универсальном сканере. Эдаком роботизированном терапевте. Обработав данные, полученные сдатчиков, а также озвученные мной жалобы, робот выдал электронный рецепт на медикаменты и рекомендации по устранению физического дискомфорта. В комплекте выдавалось официальное освобождение от посещения колледжа на три дня. Вся информация с результатами обследования автоматически поступила на планшет моей матери, а освобождение – в администрацию колледжа. Ровно через неделю я обязана была вернуться на повторное обследование.

Ни до обследования, ни после него, мать ни разу не спросила, как я себя чувствую и по какой причине у меня возникли боли. Её беспокоило лишь одно: через неделю придётся вернуться в клинику и оплатить повторное сканирование. Ведь если этого не сделать, к родителям применят штраф.

Таким образом, родительский контроль над состоянием здоровья ребёнка был основан вовсе не на заботе о моём благополучии, а на нежелании быть оштрафованными за ненадлежащее исполнение родительских обязанностей.

Я относилась к этому спокойно, поскольку и не предполагала, что может быть иначе. Ведь меня тоже не волновало здоровье матери или отца, я никогда не интересовалась их самочувствием или вопросами, которые их заботят. Вероятно, поэтому-то воспоминания Грега о его детстве так озадачили меня. Бескорыстная забота эмпатов друг о друге не поддавалась моей логике.

Раз за разом, возвращаясь мыслями к последней встрече с Грегом, я снова и снова прокручивала в памяти эпизод, когда его горячая ладонь касалась моего тела, обозначая зоны локализации чувств. Удивительно, что даже без подключения мозга к загадочному прибору, я сумела испытать все те чувства и физические ощущения, которые перечислял Грег. И к тому моменту, когда он начал рассказывать о проявлении сексуального возбуждения, я уже ощущала горячую волну, разливающуюся от низа живота прямо к стопам – через бёдра, а потом с невероятной скоростью взлетающую обратно вверх, к самой груди. Кажется, даже лицо обдало жаром. Но затем робкая радость от этих ощущений сменилась едким жжением в нижней части грудной клетки и желанием спрятаться от посторонних глаз. И, словно по заказу, я узнала от Грега определение и этому состоянию. Стыд.