Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

Гегель Фридрих Георг Вильгельм

Но там определения чувства были отделены от души в форме самостоятельного объекта, являющегося материалом сознания. — Наконец, теперь, в-третьих, чувство получает значение той формы, которую дух как таковой, образующий собой единство и истину души и сознания, прежде всего дает самому себе. В этом последнем содержание чувства освобождено от двойной односторонности, которую это содержание имело, с одной стороны, на стадии души, а с другой — на стадии сознания. Ибо теперь это содержание приобретает определение, согласно которому оно является в себе в такой же мере объективным, как и субъективным; и деятельность духа направляется теперь лишь на то, чтобы установить единство субъективного и объективного.

{§ 447}

Форма чувства такова, что хотя оно и представляет собой определенное возбуждение, но эта определенность проста. Поэтому

чувство, даже в том случае, если его содержание является наиболее созревшим и истинным, имеет форму случайной обособленности, не говоря уже о том, что его содержание может быть в такой же мере до крайности скудным, как и неистинным.

* То, что дух в своем чувстве имеет материал своих представлений, есть весьма общераспространенное предположение, обычно делаемое, однако, в смысле, противоположном тому, ко-

{245}

торый это положение имеет здесь. В противоположность простоте чувства обыкновенно выдвигают в качестве чего-то первоначального суждение вообще — различение сознания на субъект и объект, — в соответствии с этим и определенность ощущения выводится затем из самостоятельного внешнего или внутреннего предмета. Здесь в истине духа эта, его идеализму противоположная установка сознания исчезла, и материал чувства положен здесь скорее уже как имманентный духу. — В отношении содержания обычный предрассудок состоит в том, будто в чувстве больше содержания, чем в мышлении; в особенности решительно утверждают это о моральном и религиозном чувстве. Материал, которым дух является для себя в качестве чувствующего, получил здесь значение в-себе-и-для-себя-сущей определенности разума; поэтому всякое разумное и, говоря определеннее, также и всякое духовное содержание входит в область чувства. Но форма самостной единичности, которую дух имеет в чувстве, есть самая низшая и дурная форма, в которой он не может существовать как свободный, как бесконечная всеобщность, — его содержимое и его содержание есть скорее нечто случайное, субъективное, частное. Развитое истинное ощущение есть ощущение образовавшегося духа, который достиг сознания определенных различий, существенных отношений, истинных определений и т. д. и в котором именно это исправленное содержание входит в его чувство, т. е. приобретает эту форму. Чувство есть непосредственная, как бы наличествующая форма, в которой субъективное получает отношение к некоторому данному содержанию; это субъективное реагирует на означенное содержание своим особенным самочувствием, которое хотя и является, правда, более устойчивым и объемлющим, чем односторонняя точка зрения рассудка, однако, может быть в такой же мере ограниченным и дурным и, во всяком случае, является формой частного и субъективного. Если какой-либо человек по поводу чего- либо ссылается не на природу или понятие предмета, или, по крайней мере, на основания — на рассудочную всеобщность, но на свое чувство, то ничего другого не остается, как предоставить его самому себе, ибо вследствие этого он отказывается от общения на основе разумности и замыкается в свою субъективность — в круг своих частных интересов.

Прибавление. В ощущении содержится весь разум — вся совокупность материала духа. Все наши представления, мысли и понятия о внешней природе, о праве, о нравственности и о содержании религии развиваются в нашей ощущающей интеллигенции; как и, наоборот, они же, уже после того как получат полное раскрытие своего содержания, концентрируются в простую форму ощущения. Поэтому один древний философ справедливо сказал, что люди из своих ощущений и страстей создали себе своих богов.

Это развитие духа из ощущений обыкновенно понимают, однако, в том смысле, будто интеллигенция первоначально совершенно

{246}

пуста и потому получает извне все содержание как совершенно ей чуждое. Это — ошибка. Ибо то, что интеллигенция, повидимому, берет извне, есть на самом деле не что иное, как разумное, следовательно, тождественное с духом и ему имманентное.

Деятельность духа не имеет, поэтому, никакой другой цели, кроме той, чтобы, посредством снятия видимости самому-себе-внешнего-бытия объекта, разумного в себе, опровергнуть также и ту видимость, будто предмет является внешним для духа.

{§ 448}

2) При внутреннем разделении (Diremtion) этого непосредственного нахождения одним моментом является внимание, именно абстрактно тождественное направление духа в чувстве и во всех других из его дальнейших определений. Без внимания для духа ничего нет; это — деятельное обращение внутрь; момент того, что нечто ему принадлежит, но в качестве еще только формального

самоопределения интеллигенции. — Другим моментом является то, что против этой внутренней стороны интеллигенция полагает определенность чувства как некоторое сущее, однако лишь как отрицательное, как абстрактное другое по отношению к ней самой.

Тем самым интеллигенция определяет содержание ощущения как сущее вне себя, выбрасывает его в пространство и время, представляющие собою те формы, в которых она является созерцающей.

С точки зрения сознания материал есть только его предмет, относительное другое; но от духа он получает разумное определение, согласно которому он есть другое самого себя {ср.

{§ 247}

, 254).

Прибавление. Раскрывающееся в ощущении и в чувстве непосредственное, следовательно, неразвитое единство духа с объектом является еще неодухотворенным. Интеллигенция снимает поэтому простоту ощущения, — определяет то, что стало доступным ощущению как нечто по отношению к ней отрицательное, отделяет его, таким образом, от себя, и в то же время полагает его, в его оторванности, как свое. Только посредством этой двойной деятельности снятия и восстановления единства между мной и другим я получаю возможность овладеть содержанием. Это происходит прежде всего в акте внимания. Без этого последнего невозможно поэтому никакое постижение объекта; только посредством внимания дух становится присутствующим в предмете, приобретает, правда не познание, ибо для этого требуется дальнейшее развитие духа, но все же некоторое знакомство с предметом. Внимание образует поэтому начало образования. В более точном смысле, однако, акт внимания должен быть понят как некоторое самонаполнение содержанием, которое должно быть в одинаковой мере и объективным и субъективным, или, другими словами, быть не только

{247}

для меня, но обладать также и самостоятельным бытием. При внимании, следовательно, необходимо имеется и некоторое разделение, и некоторое единство субъективного и объективного, — некоторое саморефлектирование свободного духа в себя и вместе с тем некоторое тождественное направление его на предмет.

Здесь уже содержится то, что внимание есть нечто зависящее от моего произвола, что я, следовательно, только тогда бываю внимательным, когда я хочу таковым быть. Но отсюда вовсе не следует, чтобы внимание было чем-то легким. Оно, напротив, требует напряжения, так как человек, если он хочет постигнуть какой- нибудь предмет, должен для этого отвлечься от всего остального, от всех этих тысяч движущихся в его голове вещей, от всех других своих интересов, даже от своей собственной личности, и, подавляя свою суетность, не дающую ему как следует сосредоточиться на деле, но заставляющую его слишком поспешно высказывать о нем окончательные суждения, настойчиво углубиться в самый предмет и, не примешивая к нему своих рассуждений, дать предмету проявиться самому, как он есть, или сосредоточиться на нем.

Внимание содержит в себе, следовательно, отрицание стремления придать значение самому себе, и, напротив, подразумевает полное растворение себя в предмете. Это — два момента, в такой же мере необходимые для правильной деятельности духа, в какой они обыкновенно считаются ненужными для так называемого великосветского образования, ибо отличительной чертой последнего является как раз способность скорого решения всех вопросов, пренебрежительного отношения ко всему. Это пренебрежение в известной мере обращает человека вспять к состоянию дикости. Дикарь почти ни к чему не бывает внимателен; он все пропускает мимо себя, ни на чем не сосредоточиваясь. Только благодаря образованию духа внимание приобретает силу и достигает совершенства. Ботаник, например, замечает в каком-либо растении несравненно больше, чем человек, не сведущий в ботанике. И то же самое, естественно, справедливо и относительно всех других предметов знания. Человек большого ума и образования сразу же обозревает все перед ним находящееся; ощущение всегда носит у него характер воспоминания.

Как мы видели выше, во внимании имеет место разделение и единство субъективного и объективного. Поскольку, однако, внимание ближайшим образом проявляется в связи с чувством, постольку единство субъективного и объективного является в нем преобладающим, — различие же этих обеих сторон еще чем-то неопределенным. Интеллигенция необходимо переходит, однако, дальше к тому, чтобы развить это различие, — отличить определенным образом объект от субъекта. Первая форма, в которой она это делает, есть созерцание. В этом последнем в такой же мере преобладает различие субъективного и объективного, в какой в формальном внимании перевешивает единство этих противоположных определений.