Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Приведем еще одно сходство в действиях Кащея бессмертного и «святого духа»: «Только сам Кащей и блохи / Проникают к ей в постель» /2; 31/ = «Вдруг в окно порхает кто-то / Из постели от жены» /2; 71/ (совпадает и размер стиха).

Обратим внимание также на возраст «святого духа»: «годов ему тыщ шесть». А Кащей назван двухтыщелетним. Этот прием встретится и позднее: «Король, что тыщу лет назад над нами правил, / Привил стране лихой азарт игры без правил» /4; 124/, «Наше племя ропщет, смея / Вслух ругать порядки. / В первобытном обществе я / Вижу недостатки. / Просто вопиющие — / Довлеют и грозят, / Далеко идущие – 1 На тыщу лет назад» /5; 197/. Процитируем также песню Юлия Кима «Счастливое детство» (1964), посвященую Петру Якиру: «Три тыщи лет тому / У племени Муму / Обычай был — детей дарить языческому богу, / И гибли малыши, не зная, почему, / А щас известно хоть кому, / За что его и что ему — / Прогресс, ребята, движется куда-то понемногу… / Ну, и слава богу!».

Между тем, в «Песне про плотника Иосифа» имеется один весьма неожиданный вариант: «Машка — красная паскуда — / Так и лезет на скандал» (АР-4-60). Эпитет красный, употребленный

в негативном контексте в произведении, написанном в ноябре 1967 года, когда отмечалось 50-летие советской власти, вряд ли можно назвать случайным (как и позднее в «Сказочной истории»: «Ихний Дядька с Красной Пресни / Заорал: “Он пишет песни… / Пропустите дурака!”» [1103] ^[1104] ; АР-14-152).

1103

Вообще слово «красный» и его производные часто фигурируют у Высоцкого в негативном контексте: «Борис Буткеев (Краснодар) / Проводит апперкот» /1; 199/, «Сколько лет счастья нет, / Впереди — всё красный свет!» /2; 148/, «Портреты Ленина во всех ракурсах, и всё красно от кумача» /6; 285/.

1104

Святой инквизиции сродни и врач в стихотворении 1968 года, где он тоже обладает правом «продавать индульгенции», то есть отпускать грехи: «Я сказал врачу: “Я за всё плачу — / За грехи свои, за распущенность. / Уколи меня, — я сказал врачу, — / Утоли за все, что пропущено”». Но в итоге лирического героя сажают в психушку и «колят два месяца кряду». Позднее мотив отпущения грехов будет обыгран в «Песенке про Козла отпущения».

Неудивительно, что эта «паскуда» оказалась заодно со святым духом: «Разоби-делася дура: / Вроде, значит, помешал!» (поэтому совпадает обращение Ивана-дурака к Кащею бессмертному и лирического героя к этой самой «Машке»: «Ах ты, гнусный фабрикант!» = «Ах ты, скверная жена!»). А в октябре 1967 года, то есть в аккурат к юбилею советской власти, была написана песня «Наши предки — люди темные и грубые…», где появился (вновь в саркастическом контексте) аналог святого духа — святая инквизиция, которая «под страх / Очень бойко продавала индульгенции, / Очень шибко жгла ученых на кострах»896, - как уже было в «Песне о вещей Кассандре»: «Но ясновидцев — впрочем, как и очевидцев, — / Во все века сжигали люди на кострах».

Напомним, что Высоцкий в это время постоянно играл в театре роль Галилея, которого инквизиторы вынудили отречься от своих убеждений, и всё это, естественно, проецировалось им на свои собственные взаимоотношения с советской властью (сравним еще в стихотворении «Хоть нас в наш век ничем не удивить…», 1968: «Когда ж другой дельфин догнал того / И убеждал отречься от крамолы — / Он ренегатом обозвал его / Ив довершенье крикнул: “Бык комолый!”»). А в песне «Мы из породы битых, но живучих…» (1977) поэт прямо отождествит советскую власть с инквизицией: «Ломали, как когда-то Галилея, / Предсказывали крах — прием не нов». Косвенно этот мотив упоминается в черновиках «Масок» (1970): «Другой сосед — палач и инквизитор» (АР-9-87). Поэтому и в стихотворении «Палач» (1977) этот самый палач «об инквизиции с почтеньем отзывался, / И об опричниках — особенно тепло».

Что же касается эпитета святой, то и в «Песне про плотника Иосифа», и в стихотворении «Наши предки — люди темные и грубые…» он используется с явным сарказмом, поскольку святой считает себя сама власть (вспомним «Песню Соловья-разбойника и его дружков»: «Зря на нас клевещете, / Умники речистые! / Всё путем у нечисти, / Даже совесть чистая»), однако ее действия говорят об обратном.

Теперь перейдем к песне «Невидимка» (1967). Легко догадаться, что власть здесь персонифицирована в образе невидимки. Его присутствие постоянно ощущает лирический герой, но не может избавиться от него, поскольку тот неуловим. И такое положение дел является прямым отражением жизни Высоцкого.

Начнем со свидетельства бывшего резидента КГБ в Японии Константина Преображенского: «Кстати, в квартире может быть установлена еще и потайная телекамера, но о ней предпочитают не думать. По крайней мере, старые чекисты рассказывали нам, молодым, что когда Владимир Высоцкий встречался с Мариной Влади в гостинице “Националь”, то наблюдать за ними из номера этажом выше, в котором находилась аппаратура подсматривания (мероприятие “О” на языке КГБ), съезжалось чуть ли не все руководство комитета» [1105] . Другой способ прослушивания упомянут замдиректора Донецкой областной филармонии Леонидом Мордушенко: «Однажды Володя пожаловался мне на притеснения со стороны властей и показал на лампочку под потолком, сказав, что органы записывают» [1106] . А Галина Шубарина — вдова эстрадного танцора Владимира Шубарина — рассказала о таком случае: «На съемках фильма “Опасные гастроли” они поселились в Одессе в гостинице “Аркадия”. <.. > Тут заходит Высоцкий: “Володь, меня, видно, кагэбэшники секут. Я Марине набираю и успеваю только сказать: “Здравствуй, это я!” — больше ничего не слышно. Давай с тобой номерами поменяемся…”» [1107] . Правда, иногда чекисты позволяли Высоцкому поговорить с Мариной Влади «без свидетелей», но… в обмен на его песни: «…мы часами ворковали с возлюбленными по телефону, я с Таней, он с Мариной, жил я тогда у Володи. А его линия, естественно, прослушивалась. Высоцкий говорил в трубку гэбистам: “Ребята, это очень личное. Прошу, не слушайте. Я вам потом спою”. Щелчок — и отключились. Он: “Мариночка, любимая…”. Закончил разговор, минут через десять-пятнадцать — звонок. Беру трубку, там: “Володь, мы ждем обещанного”. Кричу ему: “Володя, тебя — кагэбэ!”. Ну и всё. Часа два он им пел, а я стоял рядом, работая микрофоном для чекистов, трубку держал» [1108] . Но наряду с этим Высоцкий нередко позволял себе подшутить над прослушивавшими его гэбэшниками. Сотрудница издательства «Просвещение» Галина Денисенко запомнила такой эпизод: «Ну, мы считали, что за ним присматривают, и он нарочно иногда начинал говорить такие правильные-правильные вещи, поднимал голову к потолку и говорил: “Вы слышите меня, товарищ майор?” <…>. Не знаю, были ли “прослушки” у меня в комнате. Вряд ли» [1109] ^{[1110] [1111]} .

Об этом же говорила переводчица Мишель Кан редактору Информационного агенства «Новости Армении» Ани Афян: «Он часто брал трубку, чтобы позвонить, и кричал в трубку: “Алё, я уже говорю. Записываете?”. А что ему еще оставалось делать?»902

1105

Преображенский К. КГБ в Японии. Шпион, который любил Токио. М.: Центрполиграф, 2000. С. 301.

1106

С Владимиром Высоцким по Донецкой земле. Вып. 5 / Сост. В.А. Локтионов, В.А. Яковлев. — г. Донецк. — г. Комсомольское (Донецкая обл.), 2004. С. 14–15.

1107

Харченко В. Министерство культуры отказалось хоронить легендарного танцора // Экспресс-газета. М., 2002. 16 мая. № 19. С. 12.

1108

Юнгвальд-Хилькевич Г. Мушкетеры, Высоцкий и папа Карло / Записала Залина Дзеранова // Караван историй. 2012. № 6. С. 103 — 104.

1109

Белорусские страницы-92. Владимир Высоцкий. Из архива Л. Черняка-22. Минск, 2011. С. 39.

1110

Вспоминая Высоцкого. Интервью с Мишель Кан, 25.01.2016 // https://news.am/rus/news/307989.html

1111

В том же 1967 году этот мотив встретится в стихотворении «Вы учтите, я раньше был стоиком…» и в черновиках «Песни про джинна»: «Расшатал свои нервы и знания, / Приходить стали чаще друзья с вином» /2; 14/, «Я раньше был большой любитель выпить, / А также был любитель закусить <…> Откровенно говоря, выпить я любитель, но / К этим шуткам отношусь очень подозрительно» /2; 327/. Да и позднее лирический герой скажет: «Когда я выпью, мне грозятся: “Не буянь!” / Когда я трезв, меня стращают: “Не скули!”» («Жизнь оборвет мою водитель-ротозей…», 1971 /3; 310/). А в основной редакции «Песни про джинна» он демонстрирует уверенность: «Если я чего решил — выпью обязательно!», «Морды будем после бить — я вина хочу!», — так же как и Владимир в «Венских каникулах» (1979): «Моралисты проклятые! Пить нельзя! А я хочу и буду!» /7; 395/ (вспомним анкету 1970 года: «Хочешь ли ты быть великим? — Хочу и буду»). Кроме того, черновой вариант первой строки «Невидимки»: «Хожу ли я. пишу ли я, пью водку или чай» /2; 374/, - отзовется в начале «Веселой покойницкой» (1970): «Едешь ли в поезде, в автомобиле / Или гуляешь, хлебнувши винца».

Ну а теперь обратимся непосредственно к тексту «Невидимки»: «Сижу ли я, пишу ли, пью кофе или чай, / Приходит ли знакомая блондинка — / Я чувствую, что на меня глядит соглядатай, / Но только не простой, а невидимка. <…> Однажды выпиваю — да и кто сейчас не пьет!⁹0³ — / Нейдёт она: как рюмка — так в отрыжку. / Я чувствую: сидит, подлец, и выпитому счет / Ведет в свою невидимую книжку».

«Невидимая книжка» — это та же «тетрадка» из песни «Про личность в штатском» (1965): «Со мной он завтракал, обедал, / Он — везде за мною следом, / Будто у него нет дел. / Я однажды для порядку / Заглянул в его тетрадку — / Обалдел!».

Вообще же мотив слежки встречается на протяжении всего творчества Высоцкого: «То друзей моих пробуют на зуб, / То цепляют меня на крючок» («Копошатся — а мне невдомек…», 1975). А между «Невидимкой» и песней «Про личность в штатском» обнаруживаются закономерные совпадения: «Со мной он завтракал, обедал, / Он — везде за мною следом» = «Сижу ли я, пишу ли я, пью кофе ши чай <..> Я чувствую, что на меня глядит соглядатай»: «Исполнительный на редкость, / Соблюдал свою секретность» = «Сейчас она скрывается, огласки не любя, / Но я теперь надеюсь на поимку» /2; 375/. Сразу возникает аналогия с наброском «Мимо баб я пройти не могу…» (1969): «Вот вам сказка про бабу-ягу <…> Как прохожих варит в супе, / Большей частью молодых, / Как секретно ездит в ступе, / Ловко путая следы» (АР-8-90).

Мотив Ловко путая следы имеется и в других произведениях: «Тяжко метлою следы заметать, / Зелье я переварила» (АР-11-201), «Чтоб не было следов — повсюду подмели» /3; 137/, «Концы хоронят — ишь чего удумали!» /5; 508/, «Не сумел я, как было угодно — / Шито-крыто. / Я, напротив, ушел всенародно / Из гранита» /4; 11/.

Следует отметить также одинаковые конструкции в «Невидимке» и в песне «Подумаешь — с женой не очень ладно!» (1969): «Обидно мне, досадно мне\ / Ну ладно» = «Подумаешь — обидно и досадно! / Скажи еще спасибо, что живой! <…> Да ладно — потащили на носилках!» (АР-2-94). Сравним еще с разными вариантами песен «Я не люблю» и «“ЯК”-истребитель» (обе — 1968): «Досадно мне, что слово “честь” забыто» /2; 154/, «Обидно мне, что слово “честь” забыто» (АР-9-182); «Досадно, что сам я немного успел» (АР-3-204), «Обидно, что сам я немного успел» (АР-3-212).

Теперь посмотрим, какие меры предпринимает герой для поимки невидимки: «Я дергался, я нервничал — на выдумки пошел: / Вот лягу спать и подымаю храп. Ну, / Коньяк открытый ставлю и закусочку на стол — / Вот сядет он, тут я его и хапну!».

Почему он уверен, что невидимка клюнет на эту приманку? Скорее всего, по опыту песни «Про черта» (1966), в которой «черт за обе щеки хлеб уписывал, / Брезговать не стал и коньяком».

А «на выдумки пошел» герой и в «Песне про плотника Иосифа»: «Я к Марии с предложеньем — / Я на выдумки мастак™: / Мол, в другое воскресенье / Ты, Мария, сделай так: / Я потопаю под утро — / Мол, пошел… / Ты прими его как будто. / “Хорошо!” / “Ты накрой его периной / И запой — тут я с дубиной. / Он — крылом, а я — колом, /Он — псалом, а я — кайлом. / Тут, конечно, он сдается, честь Марии спасена, / Потому что, мне сдается, этот ангел — сатана».