Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Корман Яков Ильич

Между тем в черновиках обеих песен герой упоминает награды: «Не только за медаль и за награду / Я штангу над собою подниму» (АР-13-52), «Смотрите на меня, я — победитель» (А'Р-13-46) = «Но сейчас я влюблен, как в медаль чемпион. / В затяжной, неслучайный прыжок» (АР-9-133).

Что же касается образа ветров как олицетворения власти, то он уже встречался в «Балладе о брошенном корабле» (1970), с которой у «Затяжного прыжка» прослеживаются многочисленные сходства, поскольку в обеих песнях ветер подвергает мучениям лирического героя: «Ветры кровь мою пьют» = «И кровь вгоняли в печень мне»; «И сквозь щели снуют» = «Снуют по мне потоки»; «Даже в душу мою задувают ветра» (АР-4-168) = «И задувают в печень мне / На выдохе и вдохе / Бездушные, но вечные, / Воздушные потоки» [1282] ; «Но не злобные ветры / Нужны мне теперь» = «Упруги и жестоки» (сравним еще в «Романсе миссис Ребус»: «Ветер

ветреный, злой лишь играет со мной, беспощаден и груб» [1283] ^[1284] ; здесь ветер играет с героем, а в «Балладе о брошенном корабле» и «Затяжном прыжке» ветры и воздушные потоки его швыряют); «И гулякой шальным / Всё швыряют вверх дном» = «Мнут, швыряют меня <.. > Шальные, быстротечные / Воздушные потоки». Причем слова вверх дном также будут реализованы в «Затяжном прыжке» и в песне «Вы в огне да и в море вовеки не сыщете брода»: «То валился в лицо мне земной горизонт, / То шарахались вниз облака» = «Пали ниц небеса, горизонт повалился ничком» /5; 436/.

1282

Москва, у Высоцкого, запись для К. Мустафиди, декабрь 1972 (1-я запись).

1283

Здесь ветер «играет <…> беспощаден и груб», так же как шулера в песне 1967 года: «И пошла у нас с утра очень грубая игра <.. > И шерстят они нас в пух» (Москва, у А. Евдокимова, 02(?).09.1967).

1284

Карапетян Д. Владимир Высоцкий: Воспоминания. 2-е изд., доп. М.: Захаров, 2005. С. 263.

И в балладе, и в «Затяжном прыжке» присутствует одинаковая самокритика героя: «Корпус мой безобразный — таи не таи» (АР-4-167) = «А теперь — некрасив я, горбат с двух сторон» /4; 33/. Как говорил сам поэт: «Ведь я же знаю, что я урод» хш.

При этом героя мучают жажда и нехватка воздуха: «Я пью пену — волна не доходит до рта» = «И пью горизонтальные / Воздушные потоки» (так же как в «Конях привередливых», 1972: «Ветер пью, туман глотаю»).

В «Затяжном прыжке» власти подвергают лирического героя мучениям, что доставляет им радость. Похожая ситуация описывается в черновиках песни «Оплавляются свечи…» (также — 1972): «…Веселые, беспечные / Воздушные потоки. /Я попал к ним в умелые, цепкие руки…» = «И рукою умелой, / Веселясь наугад, / Режут молнии-стрелы / Воспаленный закат» (АР-12-42).

Все эти мотивы перейдут в «Смотрины» (1973), где героя заставят развлекать богатых гостей: «Уже дошло веселие до точки <.. > А я стонал в углу болотной выпью, / Набычась, а потом и подбочась» = «Веселые, беспечные / Воздушные потоки. <.. > Встречаю — руки в боки — / Прямые, безупречные / Воздушные потоки». И он вынужден подчиниться: «Я попал к ним в надежные, сильные руки. / Выполняю с готовностью всё, что велят» /4; 280/ = «Меня схватили за бока / Два здоровенных мужика: / “Играй, паскуда, пой, пока / Не удавили!” <.. > И я запел про светлые денечки…».

Также «Затяжной прыжок» предвосхищает целый ряд мотивов из «Марша футбольной команды “Медведей”» (1973): «Шальные, быстротечные / Воздушные потоки» /4; 34/ = «Тогда шальные, / Никем не победимые “Медведи”» (АР-6-114); «Я попал к ним в умелые, цепкие руки» = «В тиски медвежие / К нам попадет любой»; «Веселые, беспечные / Воздушные потоки» = «Не унывают смелые “Медведи”»; «Упрямы и жестоки» /4; 279/ = «Бесстрашные, упорные <.. > Медведи злые» (АР-6114); «Исполнены потоки / Забот о человеке» = «И навещают в госпитале их». В последних двух цитатах очевиден сарказм: сначала воздушные потоки и «Медведи» издеваются над своими противниками, а затем проявляют к ним заботу.

Примерно в одно время с «Затяжным прыжком» пишется «Чужая колея», где колея символизирует советский строй. Поэтому совпадает описание колеи и воздушных потоков: «Крутые скользкие края / Имеет эта колея» = «Прямые, безупречные / Воздушные потоки»; «Попал в чужую колею / глубокую. <…> Вполне надежные края / Имеет эта колея» (АР-12-66) = «Я попал к ним в надежные, сильные руки» /4; 280/ (таким же эпитетом наделяются власть в стихотворении 1979 года: «Мы бдительны — мы тайн не разболтаем, — / Они в надежных жилистых руках»; в «Веселой покойницкой»: «Бойко, надежно работают бойни — / Все, кому нужно, всегда в тренаже» [1285] ^[1286] ;

и в «Людях середины»: «Прекрасный полк! Надежный, верный полк — / Отборные в полку головорезы!»; и несвобода в «Балладе о гипсе»: «Ах, надежна ты, гипса броня»).

1285

Более интересный вариант встречается в беловом автографе: «Черные силы всегда в тренаже» (АР-1-70). Эти же «черные силы», которые всегда в тренаже, вскоре будут упомянуты в черновиках «Чести шахматной короны»: «У него ни дня без тренировок» /3; 393/, «Черный ферзь громит на белом поле / Все мои заслоны и щиты» /3; 384/.

1286

Вариант исполнения: Москва, у Высоцкого, запись для К. Мустафиди, декабрь 1972; Москва, НИИ общей патологии, 06.04.1974; Центральный институт авиационного моторостроения им. П.И. Баранова (ЦИАМ), 12(?).04.1974.

В первом случае лирический герой проклинает чужую колею и ее создателей, а во втором — воздушные потоки: «Я кляну проложивших ее — / Скоро лопнет терпенье мое, / И склоняю, как школьник плохой, / Колею, в колее, с колеей» = «Только воздух густеет, твердеет, проклятый] / Воплощается он во врага!» /4; 280/. А колея и воздушные потоки, в свою очередь, глумятся над ним: «Смеется грязно колея» (АР-2-148) = «Веселые, беспечные / Воздушные потоки».

В «Чужой колее» автор выступает в двух образах — героя-рассказчика, который ведет повествование, но при этом является одним из тех, кто попал в чужую колею, и чудака, о котором говорится в третьем лице: «Но покорежил он края, / И шире стала колея». А через некоторое время герой-рассказчик признается, что этим человеком был он: «Ведь тем, что я ее сам углубил, / Я у задних надежду убил».

Так вот, об этом авторском двойнике сказано: «.. Чудака оттащили в кювет, / Чтоб не мог он, безумный, мешать / По чужой колее проезжать» /3; 449/. Похожей характеристикой наделяет себя и лирический герой в «Затяжном прыжке»: «И с готовностью я сумасшедшие трюки / Выполняю шутя — все подряд».

В обоих случаях герой четко знает, чего он хочет: «Я цели намечал свои / На выбор сам» = «Я на цель устремлен», — хотя и предстает в неприглядном виде: «Я грязью из-под шин плюю» = «А теперь некрасив я, горбат с двух сторон», — но рассчитывает выбраться из колеи и вырваться из воздушных потоков: «Там выезд есть из колеи — / Спасение!» = «Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму…».

Тем интереснее, что на фоне всех проклятий в адрес чужой колеи и воздушных потоков герой характеризует их, хотя не без доли сарказма, как идеальные: «Отказа нет в еде-питье / В уютной этой колее» = «Исполнены потоки / Забот о человеке».

И в завершение приведем еще одну деталь.

На последней странице рукописи «Затяжного прыжка» содержится набросок: «Копыто в копыте» (АР-2-134), — а в «Чужой колее» лирический герой говорит: «Так держать! Колесо в колесе] / И доеду туда, куда все».

В начале 1972 года завершается работа над «Честью шахматной короны», ситуация в которой также во многом похожа на «Затяжной прыжок»: «Я прикрылся и ушел нырком» (АР-9-171), «Наугад, как ночью по тайге <…> Не мычу, не телюсь — весь, как вата» /3; 175 — 176/ = «И с готовностью невероятные трюки / Выполняю шутя — наугад. <…> Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму»¹⁰88 («ушел нырком» = «трюки выполняю»; «наугад… ночью» = «наугад… тьму; «вата» = «ватную»); «Обнажил я бицепс ненароком» = «Встречаю — руки в боки»; «Даже спит с доскою, сила в нем» /3; 173/ = «Я попал к ним в надежные, сильные руки» (АР-9-130); «Он мне фланги вытоптал слонами / И бросает в бреши двух коней» (АР-13-75) = «И звук обратно в печень мне / Вогнали вновь на вдохе»; «Он играет чисто, без помарок» = «Прямые, безупречные / Воздушные потоки»; «Он меня не испугает шахом, / Не собьет ни с цели, ни с пути» (АР-9-169) = «Я на цель устремлен»; «Выяснилось позже — я с испугу / Разыграл классический дебют. <…> В первый раз должно мне повезти» = «Первый раз я случайно в свободном паденьи / Пролетел восемнадцать секунд» [1287] .

1287

Москва, у Высоцкого, запись для К. Мусьафидл, декабрь 1972 (1-я запись).

Может показаться невероятным, но многие мотивы из «Затяжного прыжка» разовьются в «Райских яблоках» (1977), поскольку в обоих случаях действие происходит «на небе»: «То валился в лицо мне земной горизонт, / То шарахались вниз облака» /4; 30/ ~ «И начну их бросать по пушистым седым небесам» (набросок 1975 года; АР-13-184).

В «Затяжном прыжке» лирический герой совершает прыжок сверху вниз — «за невидимой тенью безликой химеры», а в «Райских яблоках» — снизу вверх, за яблоками; то есть в обоих случаях — за тайнами.