Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Об этой «ватной стене» Высоцкий говорил не только с женой, но и со своими знакомыми: «О чем были у нас разговоры? Как ни странно, совсем не о политике. Об атмосфере, которая нас окружала, о той вате, в которую мы были завернуты, о составе воздуха, которым мы дышали. О недоразбуженных, недопроявившихся, несо-стоявшихся…»636.
А в интервью 7 января 1980 года корреспонденту редакции иновещания Всесоюзного радио Инне Шестаковой, рассказывая о том, почему на фирме «Мелодия» не выходят пластинки с его песнями, Высоцкий позволил себе такую реплику: «Я на очень высоком уровне получаю иногда согласие, потом оно вдруг как в вату уплывает. Прямо и не знаешь, кто перед тобой и кого конкретно надо душить, кого надо брать за горло. Не знаю, не знаю»637.
Образ «ватной стены» встречается и в стихах: «Что же выходит — и пробовать нечего, / Перед туманом — ничто человек?» («Туман», 1968), «Только кажется, кажется, кажется мне, / Что пропустит вперед весна, / Что по нашей стране, что по нашей стране / Пелена спадет, пелена» («За окном — / Только вьюга, смотри…», 1970), «Всё закрыто — туман, пелена» («Аэрофлот», 1978; черновик /5; 560/), «Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму» («Затяжной прыжок», 1972), «Не дозовешься никого — / Сигналишь в вату» («Я груз растряс и растерял…», 1975).
Эту же вату упоминает лирический герой в черновиках «Песни
— ватой во рту, и ругательства трудно сказать» (АР-3-159).
Объясняется это тем, что власть сама состоит из «ваты»: «Мы — манекены, мы
— без крови и без кожи, / У нас есть головы, но с ватными мозгами» («Мы — просто куклы, но… смотрите, нас одели», 1972; черновик /3; 258/). Поэтому они «обложили ватой» (то есть «закутали», «забинтовали» и «запеленали») всю страну, включая лирического героя: «Не ноют раны, да и шрамы не болят — / На них наложены стерильные бинты» («Песня конченого человека»), «Как херувим, стерилен ты» («Баллада об уходе в рай»), «Зато я, как ребенок, — весь спеленутый до пят / И окруженный человеколюбьем» («Баллада о гипсе»), «Я в тот момент был весь кровав, взъярён и страшен. / Он взял салфетку и отёр меня шутя. / Я был настолько этим жестом ошарашен, / Что я замолк и шмыгнул носом, как дитя» («Палач»; редакция 1975 года — АР-16-188), «Он пожелал мне доброй ночи на прощанье» («Палач»; основная редакция, 1977), «Пеленают в полотенце — / Никуда от них не деться» («Письмо с Канатчиковой дачи»; черновик [2286] [2287] ), «И теплой ватою закутаны мозги» («Песня конченого человека»; черновик — АР-4-151) («стерильные» = «стерилен»; «бинты» = «спеленутый» = «пеленают» = «закутаны»; «И окруженный человеколюбьем» = «Он взял салфетку и отёр меня шутя», «Он пожелал мне доброй ночи на прощанье»; «как херувим» = «как ребенок» = «как дитя»). Тут же вспоминаются «Затяжной прыжок» и «Ошибка вышла»: «Исполнены потоки / Забот о человеке», «И все врачи со мной на вы, / И я с врачами мил».
2286
Добра! 2012. С. 248.
2287
Как у Маяковского: «Лоб разбей о камень стенки тесной» (поэма «Владимир Ильич Ленин», 1924).
А конченый человек, которому на раны наложили бинты, родственен образу инвалида из «Баллады о гипсе»: «Пора туда, где только “ни” и только “не”» = «Видит бог, что дошел я до точки»; «Не ноют раны, да и шрамы не болят — / На них наложены стерильные бинты» = «Каждый член у мене — / расфасованный»; «Уже на свет не реагируют глаза, / Рефлексов нет…» = «Задавлены все чувства…».
***
До сих пор мы говорили об образе «ватной стены». Но и образ «просто» стены как олицетворения несвободы появляется уже в самых первых песнях Высоцкого: «Мне нельзя на волю — / Не имею права, / Можно лишь от двери до стены» («За меня невеста…»). Далее этот образ находим в «Штрафных батальонах» (1963) и «Марше физиков» (1964): «8 прорыв идут штрафные батальоны», «Тесно сплотились коварные атомы — / Ну-ка, попробуй, прорвись ты\». И лирический герой надеется прорваться: «Я пробьюсь сквозь воздушную ватную тьму, / Хоть условья паденья — не те» («Затяжной прыжок», 1972). Но такой прорыв, как правило, заканчивается трагически: «Еще бы, взять такой разгон, / Набраться сил, пробить заслон — / И голову сломать у цели!» («Штормит весь вечер, и пока…», 1973), — что напоминает черновой вариант «Затяжного прыжка»: «Я пробьюсь сквозь воздушный заслон и сквозь тьму» /4; 281/. Но это ему не удается, поскольку «лишь серость пробивает атмосферу» («Представьте, черный цвет невидим глазу…», 1972), а чернота, ультра и инфра — нет, то есть все неординарные и инакомыслящие люди находятся под запретом («Мы черноты не видели ни разу — / Лишь серость пробивает атмосферу», «А “инфра”, “ультра” — как всегда, в загоне»). Поэтому в «Погоне» (1974) лирический герой уже не пытается прорваться сквозь стену, понимая, что здесь его может ожидать лишь смерть: «Лес стеной впереди — не пускает стена, / Кони прядут ушами — назад подают. <.. > Ведь погибель пришла, а бежать — не суметь!».
И к 1976 году приходит осознание безрезультатности этой борьбы: «Напрасно я лицо свое разбил — / Кругом молчат — и всё, и взятки гладки». А в «Палаче» читаем: «Когда я об стену разбил лицо и члены…». Короче говоря: «Лоб стеною прошиби в этом мире!»639 («Отпишите мне в Сибирь, я — в Сибири!», 1971).
Приведем еще две цитаты на эту тему: «Всю жизнь мою в ворота бью рогами, как баран» («Лекция о международном положении», 1979; похожий образ фигурирует в названии мемуаров А. Солженицына «Бодался теленок с дубом», 1975), «И над этой загадкою-стервой / Бился он об скалу головой: / Существует всегда самый первый, / И не водится “самый второй”» («В стае диких гусей был второй…», 1980; АР-4-44).
А 25 июля 1980 года корреспондент радио «Свобода» Владимир Матусевич передавал из Лондона: «В 1976 году он сказал корреспонденту американского журнала “Newsweek”: “Конечно, мне сейчас нелегко, но нужно драться, даже если это подобно битью головой об стену. Нужно оставаться на родине и защищать свое дело”» [2288] . Выделенные курсивом слова напоминают песню белых офицеров: «Надо б драться за Россию, воевать!» («В куски /Разлетелась корона…», 1965 /1; 418/).
2288
Цит. по фонограмме передачи «Культура и политика» (радио «Свобода», 25.07.1980). Ведущий — Владимир Матусевич. Речь здесь идет о посвященной Высоцкому статье «Singing out», авторами которой были Clifford D. May и Alfred Friendly. Опубликована в американском журнале: Newsweek, March 22, 1976. Р. 14. Известно, что Альфред Френдли (30.12.1911 — 07.11.1983) с 1974 по 1976 год был московским корреспондентом «Ньюсуик» и в таком качестве встречался с Высоцким. А концовка данной статьи, прозвучавшая в переводе Матусевича, на языке оригинала выглядит так: «But Vysotsky says he has no intention of following Galich’s example and moving to the West. “Of course things are difficult and complicated for me”, he admits, “but you just have to hammer away, even if it’s like beating your head against a wall. You have to stand and defend what you do”».
Да и в реальной жизни Высоцкий бился головой о стену: «Он говорит, что он там несколько раз был близок к безумию. У него отобрали все шнурки-ремни. Он бился головой об стену по-настоящему: не так, как истеричная женщина, — он хотел разбить голову»/ [2289] ;
2289
Свидетельство Людмилы Абрамовой об аресте Высоцкого в Риге в июне 1966 года (телепередача «Человек и закон» на Первом канале, 21.01.2010).
2290
Золотухин В. Таганский дневник: в 2-х кн. Кн. 1. М.: ОЛМА-Пресс: Авантитул, 2002. С. 186.
2291
Абдулова Ю.: «Родителей познакомил Высоцкий» / Беседовала Мария Март // АиФ. Суперзвезды. М., 2006. 11 дек. № 23.
Что же касается образа запретов, то он представлен в творчестве Высоцкого очень широко: «Запреты и скорости все перекрыв, / Я выхожу из пике» /2; 87/, «И я прыгаю через запрет» [2292] , «Без запретов и следов, / Об асфальт сжигая шины, / Из кошмара городов / Рвутся за город машины <.. > Только б вырваться — выплатят всё по счетам» /2; 152/, «И живут да поживают, / Всем запретам вопреки, / И ничуть не унывают / Эти вольные стрелки» /5; 13/, «Может быть, наложили запрет! / Я на каждом шагу спотыкаюсь» /1; 244/, «Взлетим мы: можно ставить руль за сто: запреты снимут» /2; 382/, «Мы на сцене — снят запрет» (АР-9-79), «Моря божья роса с меня снимет табу» /2; 271/, «Ну вот и всё! Закончен сон глубокий! / Никто и ничего не разрешает» /2; 230/, - но, несмотря на это, поэт «плевать хотел на Interdite» /5; 210/ (то есть на запрет), и прямо говорил: «Так как всё запрещено, значит — всё можно» [2293] .
2292
Черновик «Охоты на волков» (Добра! 2012. С. 139; АР-17-152).
2293
Белорусские страницы-129. Марина Влади. Владимир, или Прерванный полет (без ретуши) / Перевод Н.К. Кулаковой. Минск, 2013. С. 54.
Но запреты часто бывают представлены и в метафорической форме. Таковы, например, красные флажки в «Охоте на волков».
Сходный с красными флажками образ запретов упоминает в одном из интервью Марина Влади: «Он постоянно бился лбом о стену [2294] [2295] . Перед ним горел неизменный ““красный свет”. И это выводило его из себя» б47.
Этот же «красный свет» фигурирует и в двух песнях 1968 года (обе они были впервые исполнены в июне на дому у Игоря Кохановского вскоре после появления разгромной статьи «О чем поет Высоцкий» в газете «Советская Россия»): «Сколько лет счастья нет! / Всё кругом — красный свет» («То ли — в избу и запеть…»), «Погасить бы мне красный свет, / И всё же зажигаю я. / Оказался он — как брони заслон, / А кругом — с этим свыкнулся — / Ни души святой, даже нету той [то есть любимой женщины. – Я.К.~\, / А он откликнулся» («Возвратился друг у меня…»).
2294
Об этом же пойдет речь в одном из последних стихотворений: «И снизу лед, и сверху — маюсь между: / Пробить ли верх иль пробуравить низ?» (1980). Здесь перед нами возникает ледяная стена.
2295
Прокофьев В. Высоцкая нота. В феврале Марина Влади привезет в Москву свой спектакль «Владимир, или Прерванный полет» // Российская газета. М., 2009. 22 янв. (№ 8). С. 8.
Более того, у песни «То ли — в избу и запеть…» имеется уникальный вариант исполнения: «Сколько лет счастья нет! / Всё иду на красный свет» ш, — который напоминает набросок 1969 года: «Говорят, лезу прямо под нож. / Подопрет — и пойдешь!» /2; 588/. Как вспоминал режиссер Алексей Герман: «А Володя нарывался. Он же не мог не понимать, что всем этим штукам про уголовников, про того-сего когда-нибудь придет конец» [2296] [2297] [2298] [2299] . И здесь будет уместно привести реплику Высоцкого, адресованную ленинградскому физику Николая Попову, у которого он давал концерт в начале июля 1972 года: «Как-то Высоцкий с горечью заметил мне, что если сто человек ляжет на рельсы перед идущим поездом, он остановится. Но никто не хочет оказаться в этой сотне под поездом. Да, это были годы, когда лишь немногие участвовали в диссидентском движении, расплачиваясь за это подчас жизнью, свободой или потерей Родины. Но общественное сознание в стране постепенно трансформировалось, и немалая заслуга в этом и творчества Высоцкого»/50.
2296
Москва, у Т. Кормушиной, 06.09.1970.
2297
Герман А. Время Высоцкого // О Владимире Высоцком. М.: «Мединкур»; ГКЦМ «Дом Высоцкого», 1995. С. 9.
2298
Попов Н. Поэт в России — больше чем поэт // Владимиру Высоцкому — 71: Народный сборник. — Николаев: Наваль, 2009. С. 140.
2299
Точно так же он будет вести себя и в «Горизонте»: «Давлю на газ, иду на преступленье / В местах, где ограничено движенье» (АР-3-114).