Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
В стихотворении повествователь говорит о смерти своего alter ego (клоуна) и далее начинает вести речь от первого лица, а в песне лирический герой также говорит о своей смерти как о смерти другого человека (чудака) и следом вновь переходит на себя: «Вот и ко мне пришла беда…».
– так же как в песне «Штормит весь вечер, и пока…» (1973), где речь сначала идет о волнах, которые «головы ломают», а потом — о себе: «Придет и мой черед вослед: / Мне дуют в спину, гонят к краю. / В душе — предчувствие как бред, — / Что надломлю себе хребет / И тоже голову сломаю» [2850] . Этот же оборот встретится в «Таможенном досмотре» (1974 — 1975): «Но… вот настал и мой черед / Предстать перед таможней» /4; 455/.
2850
Вщючем,
И, наконец, описание бесследного исчезновения клоуна после его смерти — «Сгинул он, как будто ветер сдунул!» — повторяет предсказание самого поэта о своей судьбе из написанных незадолго до этого «Коней привередливых» и из ранней песни «Серебряные струны»: «Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладони», «Я зароюсь в землю, сгину в одночасье!».
Но, может быть, самыми интересными являются сходства между посвящением Енгибарову и «Балладой о Кокильоне» (1973), в которой о главном герое также говорится в третьем лице: «Злое наше вынес добрый гений» = «Простой безвестный гений…»; «Сгинул, канул он…» = «…безвременно угас»; «Но ошибся он, исход был жуток» (АР-12-3 9) = «И вот ошибочно нажал на крантик Кокильон»; «Незаметно, скромно, налегке / Появлялся клоун между нами…» (АР-12-32), «Жил-был шут — он воровал минуты…» (АР-12-38) = «Жил-был / Учитель скромный Кокильон»; «Он застыл — не где-то, не за морем — / Возле нас, как бы прилег, устав» = «Дремли пока, великий Кокильон!».
Вместе с тем бросается в глаза развитие одного мотива: «Шел и я вперед неутомимо, / Не успев склонить главу над ним» — «А мы, склонив колени, глядим благоговейно». В последней строке речь ведется от лица народа, который выступает в роли зрителей, так же как и в стихотворении «Енгибарову — от зрителей».
***
В таком же ключе может рассматриваться стихотворение «Препинаний и букв чародей…» (1975), формальное посвященное Андрею Вознесенскому, но в еще большей степени относящееся к самому Высоцкому.
Например, характеристику «.лиходей непечатного слова» вряд ли можно отнести к Вознесенскому в полной мере, поскольку у него регулярно выходили поэтические сборники (хотя иногда и возникали проблемы с цензурой), а вот «слово» Высоцкого как раз и было «непечатным».
Следующие строки — «Трал украл для волшебного лова / Рифм и наоборотных идей» — также в полной мере применимы именно к Высоцкому, поскольку такой виртуозности в плане рифм не было ни у одного из поэтов (кроме, пожалуй, Галича). Это признавал и Иосиф Бродский: «Рифмы его абсолютно феноменальны. <…> В нем было абсолютно подлинное чутье языковое. И рифмы совершенно замечательные» [2851] [2852] [2853] ; «Я говорю именно о его способности, о том, что он делал с языком, о его рифмах. <…> Он пользовался совершенно феноменальными составными рифмами…»2?1.
2851
Бродский И. Улица должна говорить языком поэта / Беседовала Ольга Тимофеева // Независимая газета. 1991. 23 июля. С. 5.
2852
Д/ф «Пророков нет в Отечестве своем» (США, 1981). Режиссер — Михаил Богин.
2853
Говорухин
Да и «наоборотные идеи» также встречаются в ряде произведений Высоцкого, объединенных образом лирического героя, который при этом выступает в разных масках: «Побудьте день вы в милицейской шкуре — / Вам жизнь покажется наоборот» («День рождения лейтенанта милиции в ресторане “Берлин”», 1965), «Я первый смерил жизнь обратным счетом» («Первый космонавт», 1972). Кроме того, по воспоминаниям С. Говорухина, Высоцкий однажды признался: «У меня всё наоборот — если утону, ищите вверх по течению»272.
А характеристику чародей («препинаний и букв чародей») уже применяли к себе герои «Гимна шахтеров» (1970): «Любой из нас — ну чем не чародей?!».
Следующая строфа — «Автогонщик, бурлак и ковбой, / Презирающий гладь плоскогорий, / В мир реальнейших фантасмагорий / Первым в связке ведешь за собой» — вновь содержит множество автобиографических деталей.
Образ автогонщика — одна из самых распространенных авторских масок: «Сам, впрочем, занимаюсь авторалли я, / Гоняю “Иж” — и бел, и сер, и беж» /5; 60/), да и сам Высоцкий, как известно, любил «гонять» автомобили на предельной скорости.
Постоянно встречается в его стихах и образ бурлака, то есть человека, тянущего лямку с огромным грузом: «Да, я осилить мог бы тонны груза! / Но, видимо, не стоило таскать…» («Напрасно я лицо свое разбил…», 1976), «Так много сил, что всё перетаскаю, — / Таскал в России — грыжа подтвердит» («Осторожно! Гризли!», 1978), «Не люблю порожняком — только с полным грузом!» («Я груз растряс и растерял…», 1975). Вспомним заодно посвящение «Енгибарову — от зрителей»: «Слишком много он взвалил на плечи…», — и черновик песни «Запомню, оставлю в душе этот вечер»: «Не надо про тяжесть мою на плечах!» /2; 523/.
Ну и, наконец, в образе ковбоя через год после стихотворения «Препинаний и букв чародей…» поэт выведет себя в «Живучем парне»: «Он, если нападут на след, / Коня по гриве треплет нежно: / “Погоня, брат. Законов нет — / И только на тебя надежда!”». Похожий образ встречается в песне «Погоня» (1974): «Выносите, друзья, выносите, враги!».
Далее. Строка «Презирающий гладь плоскогорий» выражает отношение Высоцкого к советской власти, которая «сглаживала» все острые углы. Отсюда — сожаление в стихотворении «Я не успел»: «Все мои скалы ветры гладко выбрили — / Я опоздал ломать себя на них» (этот мотив был разобран в главе «Тема пыток», с. 746 — 748).
Что же касается «мира реальнейших фантасмагорий», то в него Высоцкий «поведет» нас два года спустя: «Реальней сновидения и бреда, / Чуднее старой сказки для детей — / Красивая восточная легенда / Про озеро на сопке и про омут в сто локтей» (вариант: «На уровне фантастики и бреда…»). Да и в «Балладе о маленьком человеке» (1973) лирический герой говорил: «Сказку, миф, фантасмагорию / Пропою вам с хором ли, один ли».
То же самое относится к словосочетанию «первый в связке», которое характеризует, в первую очередь, самого Высоцкого, который всегда стремился к лидерству (отсюда — мотив доминирования его лирического героя).
***
За год до посвящения Вознесенскому была написана песня «Памяти Шукшина» (1974), которая опять же имеет отношение не только и не столько к Василию Шукшину, сколько к самому Высоцкому. Причем там снова упоминается характеристика чародей: «Был прост и сложен чародей / Изображения и слова» /4; 467/.