Энеолит СССР

Мерперт Николай Яковлевич

Механика и конкретные пути наиболее ранних контактов древнеямных племен со Средней Азией пока еще освещены очень слабо: лишь отдельные находки на Эмбе и в Зауралье (Потемкина Т.М., 1978, с. 273) отмечают движение их к востоку от бассейна Урала, но само это движение несомненно. С ним связаны контакты не только с югом Средней Азии, но и с более восточными участками степной полосы, уходящими в пределы Южной Сибири, вплоть до Алтая, Минусинской котловины, а возможно, даже и монгольских степей. Важнейшим археологическим феноменом, знаменующим развитие этой части степной полосы в энеолитический период, явилась афанасьевская культура, во многом близкая и безусловно синстадиальная древнеямной культурно-исторической области Каспийско-Черноморских степей.

Афанасьевская культура была выделена С.А. Теплоуховым полвека тому назад и явилась первой древнейшей ступенью предложенной им блестящей систематизации памятников бронзового века Минусинской котловины (Теплоухов С.А., 1927; 1929). Именно здесь, под Афанасьевской горой у с. Батени, им были

раскопаны первые 25 погребений под небольшими земляными насыпями или каменными выкладками, со скорченными костяками, сопровождавшимися весьма скромным инвентарем. Для последнего наиболее характерны яйцевидные остро- или круглодонные горшки, покрытые часто по всей поверхности резным или штампованным орнаментом. Сразу же бросается в глаза определенное сходство их с керамикой древнеямных погребений, особенно восточных, волжско-уральских групп. Представления об афанасьевской культуре были далее заметно расширены С.В. Киселевым. Им раскопан ряд новых памятников, выделены два территориальных варианта культуры — минусинский и алтайский, обоснованы весьма важные положения о наличии у афанасьевцев производящего хозяйства и об освоении ими металлургии меди. С.В. Киселев впервые поставил вопрос о синхронности и синстадиальности афанасьевских памятников древнеямным (Киселев С.В., 1950). Последнее сразу же получило определенные подтверждения и в антропологическом материале: Г.Ф. Дебецом и другими антропологами была установлена весьма значительная близость антропологических типов, представленных в афанасьевских и древнеямных погребениях (Дебец Г.Ф., 1932; 1948; Алексеев В.П., 1961).

Эти направления исследования получили дальнейшее развитие на материале, многократно умноженном в результате масштабных полевых исследований экспедиций М.П. Грязнова (Грязнов М.П., Вадецкая Э.Б., 1968). Число раскопанных погребений возросло более чем в пять раз. Кроме того, принципиально новым явилось открытие поселений, ранее не известных для афанасьевской культуры. Материалы этих памятников весьма расширили представления о древнейших скотоводах Южной Сибири и подтвердили тезис об общих моментах развития и несомненных связях между западными и восточными степными скотоводческими культурами. Было окончательно установлено наличие у афанасьевцев комплексного производящего хозяйства с безусловным доминантом скотоводства. Остеологическими данными засвидетельствовано разведение всех основных видов домашнего скота. Топография могильников, отдельные из которых располагались в глубинных степных районах, позволяет, как и у древнеямных племен, предполагать начало освоения открытых степных пространств, т. е. формирование подвижных форм скотоводства. Есть свидетельства и земледелия, хотя сколько-нибудь заметного развития оно не получило. Вместе с тем охота и рыболовство сохраняли здесь большую роль, чем в Каспийско-Черноморских степях. Скотоводческому и охотничьему хозяйству соответствовали и небольшие, сравнительно недолговечные поселки, состоявшие из жилищ двух видов — землянок и срубов. Однако в свете новых данных носители афанасьевской культуры не могут уже рассматриваться как разрозненные, маленькие, примитивные коллективы. Этому противоречит, прежде всего, отмеченное выше распространение у них производящих видов экономики.

Не менее важный показатель — овладение афанасьевцами металлообработкой. Наряду с медными и бронзовыми изделиями (украшениями, оковками деревянных сосудов, мелкими орудиями) найдены золотые и серебряные, а в женском погребении у Афанасьевской горы обнаружен браслет из метеоритного железа (Грязнов М.П., Вадецкая Э.Б., 1968, с. 161). Подобное развитие металлообработки с использованием нескольких металлов и некоторых из них в самородном виде характерно для энеолитического периода и полностью согласуется с соответствующими данными по ремеслу древнеямных племен, также применявших названный набор металлов. Многочисленные находки позволяют судить о достаточно высоком уровне развития у афанасьевцев и других ремесел: керамического (производство круглодонных и плоскодонных горшков, вазочек на поддонах — так называемых курильниц), камне- и деревообрабатывающего (в том числе изготовление деревянных сосудов). Практиковались также прядение, выделка кож, резьба по дереву и кости.

Тщательным изучением массовых материалов погребальных комплексов установлены значительная сложность и одновременно поразительное единообразие могильных сооружений и самих обрядов. Это свидетельствует об установлении здесь, как и в Каспийско-Черноморских степях, определенного ритуального единства на значительной территории. С другой стороны, особые проявления обряда (основные и впускные могилы, случаи половозрастной их дифференциации, вторичные захоронения и т. д.) позволяют ставить вопрос об отражении ими зарождавшегося социального неравенства и функциональной дифференциации в афанасьевских коллективах (Грязнов М.П., Вадецкая Э.Б., 1968, с. 164), т. е. о наличии у них тех же процессов, что отмечены у древнеямных племен. Новые подтверждения получила и антропологическая близость афанасьевцев с древнеямными, прежде всего, волжско-уральскими, группами при заметном отличии их от носителей, располагавшихся восточнее культур прибайкальского неолитического типа. Последние характеризуются явно выраженной монголоидностью. Афанасьевское же население и в антропологическом, и в культурном отношениях представляет собой «… крайнюю восточную ветвь европеоидных племен Евразии» (Грязнов М.П., Вадецкая Э.Б., 1968, с. 165). Широкое распространение его в степях было обусловлено

теми же, что и на западе, формами скотоводческого хозяйства. Появление того же антропологического типа на территории Монголии позволяет предполагать и далекие вторжения отдельных афанасьевских групп, хотя этот вопрос, как и общая проблема границ афанасьевской культуры, далеко не ясны.

Еще раз подчеркивая многообразные, связывающие древнеямные и афанасьевские племена черты, отметим, что нет все же оснований считать последние простым дериватом скотоводческого мира Каспийско-Черноморских степей. Сами географические и экологические особенности степной полосы обусловили формирование близких экономических и культурных явлений в разных, зачастую весьма удаленных друг от друга ее районах. Значительную роль играли здесь и связи, принимавшие особо активную и действенную форму в условиях открытых степных пространств и подвижности скотоводческих коллективов. Они предопределяли распространение единых культурных черт и целых их сочетаний на огромных территориях.

Афанасьевская культура отмечена не только близостью к древнеямной, но и рядом глубоко оригинальных признаков, отличающих ее от последней. Это в определенной мере касается и таких важных этнографических показателей, как погребальный обряд (коллективные погребения) и керамика (система орнаментации). Окончательно сформировавшаяся афанасьевская культура должна рассматриваться как особое явление. Процесс формирования ее связан, очевидно, со степями Алтая и Минусинской котловины. Что же касается близости афанасьевской и древнеямной культур, то причины и характер каждого конкретного ее проявления должны рассматриваться отдельно. Однако сам факт распространения в обеих культурах единых и достаточно специфических форм хозяйства свидетельствует о едином их источнике — в данном случае, как уже отмечалось, прикаспийской части среднеазиатского очага производящего хозяйства. Близость антропологического типа является весьма серьезным индикатором общности происхождения как афанасьевских, так и древнеямных групп, позволяет говорить об общей их подоснове, которая предшествовала окончательному формированию рассмотренных культурных феноменов.

Заключая настоящий раздел, следует еще раз отметить, что решающие воздействия первоначальных центров производящего хозяйства на бескрайнюю степную полосу Евразии предопределили значительное его распространение, формирование специфических форм степного энеолита, превращение степи в важнейшую контактную зону, консолидацию здесь огромных человеческих групп, находившихся в тесном и активном взаимодействии и сыгравших весьма существенную роль во всей дальнейшей экономической, культурной и этнической истории.

Заключение

Рассмотренные выше археологические комплексы трех основных центров оседлой земледельческо-скотоводческой культуры на территории СССР занимают важное место в археологии нашей страны. Выразительность устойчивых наборов предметов материальной культуры, широкий круг связей и взаимодействий, дробная археологическая периодизация, как правило, основанная на надежных критериях стратиграфии, делают их эталонными для целого ряда других археологических культур. Памятники этих трех центров отражают процесс исторического развития как в плане общих закономерностей, так и конкретно-историческую ситуацию. Развитие культуры в каждом из регионов представляет собой наглядную картину соединения черт, общих для энеолитической эпохи как таковой, и специфики местного развития, связанной с происхождением данных культур, природной средой, особенностями хозяйства и конкретно-исторической ситуацией взаимодействия с соседними племенами. Экологическое разнообразие приводит к тому, что в каждом из регионов формируются разные варианты производящей экономики, обусловленные потребностями максимального получения продуктов, происходит своего рода адаптация к природным условиям, вырабатываются специфические культурно-хозяйственные типы.

В Средней Азии, начиная с неолита, формируется оседлая земледельческо-скотоводческая культура, базирующаяся в первую очередь на поливном земледелии. Прочная оседлость находит выражение и в долговременности поселений, чьи оплывшие руины образовали многометровые толщи культурных напластований, и в процветании глинобитной архитектуры в условиях ограниченных запасов иных естественных строительных материалов. С самого начала среднеазиатский энеолит теснейшим образом связан с древневосточным культурным миром и, прежде всего, — с культурами Ирана, а также с Эламом и Южным Двуречьем. Нередко происходит прямое переселение племен на юг Средней Азии, сопровождающееся процессами культурной и, видимо, этнической ассимиляции. На поздних этапах развития энеолитическая культура Средней Азии оказывает все большее воздействие на культуры Южного Афганистана, Сеистана, Белуджистана вплоть до долины Инда, причем в ряде случаев это влияние явно связано с прямым расселением среднеазиатских общин энеолитических земледельцев. С точки зрения исторического развития, среднеазиатский энеолит — это постепенная эволюция раннеземледельческих общин от архаических форм производящей экономики к ее расцвету. На стадии подъема отмечается выделение общинного ремесла, позволившее создать яркие произведения прикладного искусства, в том числе расписную керамику, складывается иерархия поселений, отражающая тенденцию гнездового расположения вокруг крупных населенных центров. Возрастает роль большесемейных общин как основной ячейки общества, что находит прямое выражение в типах домов и могильных сооружений. Происходит и начальная социальная дифференциация. В основных чертах развитие среднеазиатского энеолитического центра повторяет в замедленном и менее контрастном варианте эволюцию месопотамских общин на основе поливного земледелия, приведшую к формированию хозяйственных и культурных основ цивилизации.