Эоловы арфы
Шрифт:
Они не виделись месяца три с половиной, с троицы, когда Энгельс, уже больной, приезжал недели на две в столицу по делам фирмы. А потом, по возвращении в Манчестер, проклятая золотуха так разыгралась, что пришлось бросить все дела и поехать лечиться.
Он решился на это не сразу: с каждым днем все более отчетливо и грозно давал о себе знать приближающийся экономический кризис, и дел в конторе фирмы было невпроворот, да все, разумеется, самые неотложные и насущные. Может быть, он и вовсе не поехал бы или поехал позже, если бы не ото дня ко дню возраставшая настойчивость Мавра,
– Как ты себя чувствуешь?
– перебил Энгельс.
– Дома все здоровы?.. Позволь, - в его голосе сразу прорвалась тревога, - а что это у тебя со лбом?
В правой верхней части лба Маркса было довольно большое синевато-красноватое, по краям уже с желтизной пятно. Оно смягчалось смуглостью кожи, и в первые торопливорадостные мгновения встречи Энгельс не заметил его.
– А это я несколько дней тому назад, по дороге в музей, упал и ударился головой о тумбу, - Маркс потрогал рукой пятно, показывая, что теперь уже все в порядке и волноваться нечего.
– Да как же ты мог!
– страх, досада и даже возмущение слышались в голосе Энгельса.
– Наверное, торопился сверх меры?
– Ах, оставим это, - замахал руками Маркс.
– Мои домашние все здоровы, а ты лучше расскажи о себе. Ведь сегодня ты у нас болящий. В последнем письме ты писал... Да! Чуть не забыл - тебе письмо от моей жены.
Он достал из внутреннего кармана сюртука аккуратно сложенный плотный листок бумаги и протянул его через стол.
– Надеюсь, можно прочитать потом?
– Нет, читай сейчас.
– Да потом, на пароходе, не спеша...
– Нет, сейчас.
Фридрих развернул листок. "Дорогой г-н Энгельс!
– быстро побежал он глазами по отчетливым, ясным строчкам.
– Мы все так рады, что Вам снова стало лучше и что Вы чувствуете себя окрепшим. Но Мавр стоит все же на своем, что истинное средство от Вашей болезни - более продолжительное употребление железа... Все современные врачи применяют железо и ставят его выше рыбьего жира..."
"О господи!
– мысленно взмолился Энгельс.
– Он и жену вовлек в эту дискуссию о железе и рыбьем жире..."
Дискуссия велась давно, с первых дней болезни. Сам больной считал, что медицина, как и все на свете, подвержена моде, что с некоторых пор возникла, в частности, мода сводить все недуги к недостатку в крови железа и что ему гораздо больше помогает отличный норвежский рыбий жир, а главное - морские купания. Маркс находил такой взгляд легкомысленным.
"Гулять, развлекаться и ничего не делать, - дочитывал Энгельс, - это так же необходимо, как употребление железа".
– Очень милое письмо, - сказал он сквозь зубы.
– Завтра же, как только приедем на Джерси, напишу ответ... Ну а сейчас давай, наконец, выпьем за встречу.
– А тебе не кажется, - многозначительно проговорил Маркс, - что прежде следует еще кое-что заказать?
– Как?
– изумился Энгельс.
– Ты находишь, что тут чего-то не хватает? Вероятно, омаров? Я знаю, ты их любишь, но сегодня омаров нет - кризис добрался и до них, как объяснил мне лакей.
– Нет, я печалюсь не об омарах, -
Энгельс понял истинные побуждения друга и рассмеялся:
– А вместо вина я должен пить рыбий жир!
– Ты напрасно так беззаботно смеешься, - поднял палец Маркс. Опираясь на всю новейшую французскую, английскую и немецкую литературу, которую я теперь прочитал в связи с твоей болезнью, я утверждаю, что там, где рыбий жир оказывает действие через три месяца, железо действует через три недели.
– Ради твоего удовольствия, Мавр, я готов заказать и съесть даже живую змею, но, к сожалению, уже поздно, и мы должны спешить.
– Ты побывал на двух курортах, немного отдохнул, немного почувствовал себя лучше и уже, как я вижу, успокоился, смеешься. А между тем перед отъездом сюда - из-за чего и опоздал на поезд - я заходил в немецкий госпиталь к доктору Лихтенбергу...
"О-о-о!
– издал в душе стон Энгельс.
– Мало ему Харви, Фрёйнда, Аллена и других эскулапов, авторитетом коих он неустанно бомбардирует меня... Теперь еще какого-то Лихтенберга выискал! Вместо того чтобы как следует лечить ссадину на своем лбу..."
– Лихтенберг, - проникновенно продолжал Маркс, - очень умный человек. И он сказал мне, что принимать железо необходимо даже после окончания курса лечения.
– Очень?
– насмешливо спросил Энгельс.
– Что?
– не понял Маркс.
– Лихтенштейн действительно очень умный человек?
– Энгельс едва сдерживался, чтобы не рассмеяться.
– Не Лихтенштейн, а Лихтенберг!
– вспылил Маркс.
– Да! Это очень умный человек! Во всяком случае, гораздо умнее, чем твой всезнайка Хекшер!
Энгельс расхохотался.
Немецкий эмигрант Мартин Хекшер был врачом, лечившим Энгельса.
В своем лондонском одиночестве Карл ревновал Фридриха почти ко всем его манчестерским друзьям и знакомым. Но Хекшер, может быть, потому, что Энгельс доверил этому человеку столь важное и интимное - свое здоровье, вызывал у него особенно неприязненное чувство, близкое к недоверию. Он считал Хекшера виновным и в том, что болезнь не была своевременно обнаружена, опознана, и в том, что она так затянулась. Ведь Фридрих, возбужденно рассуждал Карл, никогда ничем серьезным не болел, он отличный наездник, любит плавать, отменно фехтует - и вдруг...
Больному было, конечно, приятно видеть заботу и беспокойство друга, но, встречая в его письмах выпады против Хекшера, он смеялся и каждый раз не переставал удивляться тому, что ревность может ослепить даже такую светлую голову.
Хохот Фридриха подействовал на Карла отрезвляюще. Он понял, что переборщил, и тоже улыбнулся.
– Между прочим, - сказал Энгельс, наливая вино, - я еду на Джерси по настоянию именно Хекшера. Самочувствие у меня вполне хорошее. Видимо, мне удалось утопить злодейку золотуху еще в Ватерлоо, в волнах Ирландского моря, но мой врач находит, что месяца в Ватерлоо и трех недель на острове Уайт для меня все-таки недостаточно, и требует, чтобы теперь я продлил отдых и лечение где-нибудь в более южных местах.