Эоловы арфы

Бушин Владимир Сергеевич

– Это действительно так, - вставил Вейдемейер.

– И как вы думаете, господа, чем он там занимается?

Все молчали, напряженно глядя на Маркса. Тот дал паузе созреть вполне и сорвал ее:

– Он призывает восставших к спокойствию - всех, и способных и неспособных носить оружие! Таким образом, в начале мая в Кёльне ваш коллега был пламенным революционером и звал за собой народ, а в середине мая в Карлсруэ он уже стоит поперек пути народа.

Депутаты зашевелились, зашептались, задвигали креслами. Молчавший

до сих пор Шлёффель вдруг оживился:

– Доктор Маркс, а вы, лично вы, и господин Энгельс что намерены делать сейчас, в эти тревожные дни?

Маркс не успел открыть рта, как Вейдемейер выпалил:

– Они едут туда, где восстание. Энгельс уже принял участие в эльберфельдском восстании, и не его вина, что он не смог остаться там до конца. А теперь - Баден и Пфальц! Борьба против пруссаков и баварцев, соединившихся в едином союзе.

Энгельс движением руки остановил Вейдемейера и сказал:

– Да, господа, мы направляемся туда, чтобы разделить с восставшими их участь. У нас, как и у всех членов Союза коммунистов, слово не расходится с делом. Мы надеемся быть полезными там.

– А мы надеемся быть полезными здесь, - решительно сказал Циц, вставая. Встали и все остальные депутаты, кроме Трюцшлера. Маркс тоже встал. Он сделал два шага вперед, помолчал и решил бросить уже самый последний свой аргумент:

– Господин Циц, а вы не подумали о том, что ведь может случиться так, что баденские и пфальцские повстанческие армии явятся сюда, во Франкфурт, безо всякого зова, сами? Вы будете поставлены перед фактом. Какую тогда вы займете позицию? Что станете делать? И это может случиться буквально в ближайшие дни.

– Доктор Маркс, вы напомнили мне сейчас другого доктора - врача Франсуа Распайля.
– Циц вкусно пожевал своими полными губами.
– В прошлом году он потребовал от Временного правительства Франции немедленного провозглашения республики, пригрозив, что в противном случае через два часа он явится во главе двухсот тысяч демонстрантов.

– И он явился бы!
– стукнул ладонью по столу Энгельс.

– Да, вероятно, - спокойно согласился Циц.
– Именно поэтому его требование было выполнено досрочно. Это произошло двадцать пятого февраля. Но, господа, вы все помните, что случилось в середине мая, ровно год назад. Распайль и кое-кто еще оказались в тюрьме. Увы, это факт, которого невозможно отрицать...

– Ну, ну, господин Циц, - мрачновато усмехнулся Маркс, - смотрите, не ошибиться бы вам с вашими аналогиями и сравнениями. В области истории они всегда сомнительны.

Циц не хотел продолжать разговор, опасаясь его новых рискованных поворотов. Дабы хоть что-то произнести, он переспросил:

– Итак, вы едете туда, где восстание?

– Да!
– резко ответил Энгельс, тоже вставая.

– Конечно, теперь, когда "Новая Рейнская газета" закрыта...
– начал было Шлёффель.

Трюцшлер вскочил:

–

Как вы смеете! Вы хотите сказать, что люди едут в район восстания только потому, что им больше нечего делать? Для развлечения? Для забавы?

– Господа, господа!
– Маркс поднялся и примиряюще простер руки. Он еще надеялся если не сейчас, то хотя бы потом, позже все-таки извлечь некоторую пользу из левых депутатов, если, конечно, в скором времени Национальное собрание не будет разогнано.
– Зачем такие страсти? Мы откровенно говорили, мы выяснили позиции, и уже в этом есть немалый смысл. Может быть, события ближайших дней еще заставят вас подумать о том, что мы тут вам говорили.

Начали раскланиваться. Прощание получилось сдержанным, даже холодным, даже неприязненным, несмотря на улыбки с обеих сторон.

Последним уходил Трюцшлер. В дверях он сказал:

– Господа, я был бы счастлив поехать с вами. Если найдете возможным взять меня, пожалуйста, сообщите.

– Благодарим вас за честный порыв, - дружески улыбнулся Маркс, - но в наши расчеты не входит увеличивать состав нашего легиона, - он шутливо ударил ладонью по груди себя и Энгельса.
– Мы должны быть достаточно мобильны и оперативны.

– Шаль, - покачал головой Трюцшлер.
– Во всяком случае, помните, что я всегда готов прийти вам на помощь.

– Спасибо.

Оставшись одни, все трое некоторое время молчали: Маркс и Энгельс ходили из угла в угол, Вейдемейер сидел за столиком. Вдруг Энгельс ударил кулаком в ладонь:

– Ах, как мне хотелось хоть кому-нибудь из них набить физиономию! Больше всех Цицу, конечно.

Маркс засмеялся:

– А меня, представь себе, больше всех злил почему-то Людвиг Симон, хотя он молчал, как рыба.

– Почему-то!
– воскликнул Вейдемейер.
– Ясно почему: он же, как и Целль, твой земляк - из Трира.

– Но я же этого не знал!

– Мало ли что! Видно, чувствовал.

– Боже мой, какое богатое разнообразие политических типов дал миру наш тихий славный Трир!

С кофейником и чашечками на подносе вошла Луиза.

– Господа, подкрепитесь.

– Очень кстати!
– радостно потер руки Энгельс.

Все снова уселись за столик, взяли чашечки.

– Да, - задумчиво сказал Маркс, делая глоток, - следует со всей прямотой признать полный провал нашей миссии.

– А вежливости-то, вежливости-то сколько было потрачено!
– вздохнул Энгельс.

– Ну, с твоей стороны особых затрат, кажется, не было, - улыбнулся Вейдемейер.

– Вот именно "кажется"!
– подхватил Маркс.
– Ты плохо знаешь Фридриха, и тебе трудно понять, сколько усилий стоило ему говорить с ними по-человечески.

– Иосиф, - вдруг переменил тему разговора Энгельс, - мне показалось, что скоро ты станешь счастливым отцом. Или я ошибаюсь?

– Нет, ты не ошибаешься.