Эоловы арфы
Шрифт:
Виллих и Энгельс все сделали так, как требовал Зигель: заняли долину, блокировали перевалы и четвертого июля прибыли с остальной частью отряда в количестве ста шестидесяти человек в Фуртванген. С радостью и удивлением они увидели, что действуют не в одиночестве. К юго-западу от них располагался отряд под командованием Долля, а к северо-востоку - народные ополченцы Беккера.
Выходит, линия обороны все-таки существовала. Но шестого июля стало ясно, насколько она иллюзорна. В этот день пришла весть от Беккера, что пруссаки начали наступление
– Я ничего не мог поделать!
– сказал Беккер и протянул Виллиху какую-то бумагу.
Это было письменное коллективное требование офицеров. Ссылаясь на мятежное настроение солдат, они настаивали на немедленном отступлении. Энгельс пригляделся к фамилиям, среди них многие оказались знакомыми.
– Посмотри, - сказал он Виллиху, - это наши старые друзья из батальона Дреер-Обермюллера!
– Ах, вот они где сыскались! Не так давно мы выгнали их из нашего отряда.
– Виллих гневно тряхнул бумажкой.
– Жаль, что ты, Беккер, в свое время не поступил так же.
После короткого совещания было решено, что Энгельс и Беккер пойдут к взбунтовавшемуся отряду и попробуют воздействовать на него. Виллих присоединиться к ним не мог - он только что получил срочную депешу, требовавшую решения и ответа.
Через четверть часа Энгельс и Беккер в сопровождении нескольких бойцов-безансонцев уже были на окраине Фуртвангена в лагере прибывшего отряда. Беккер приказал собрать всех солдат и офицеров. Собрались очень быстро, так как ждали чего-то важного. Беккер представил Энгельса и, сказав, что он хочет произнести речь, отступил в сторону.
Энгельс всматривался в лица солдат, офицеров и молчал, поглаживая бороду. Молчание затягивалось, в толпе стало слышно шушуканье, наконец кто-то выкрикнул: "Мы ждем! Чего тянуть-то!"
– Видите ли, - начал Энгельс, - я в большом затруднении: не знаю, как к вам обратиться, как вас назвать. Если назову вас "солдатами" или "бойцами", я тем самым оскорблю своих товарищей по оружию - действительных солдат и бойцов. Они участвовали в сражениях, многие из них пролили кровь, потеряли близких друзей, но они вновь готовы принять бой хоть сейчас. А вы!..
Толпа неодобрительно загудела, зашевелилась, зашикала.
– Если я вас назову "товарищами", то грубо солгу и себе и вам. Разве товарищи те, кто остается на поле боя, и те, кто с него бежит?
– Мы не бежим!
– отозвался кто-то.
– Но это бессмысленно - ждать, когда тебя обложат, как волка, и хлопнут.
– Что же, называйте нас дезертирами!
– с вызовом выкрикнул другой голос.
– Да, - спокойно и негромко сказал Энгельс, - именно только это слово к вам и подходит.
Установилась напряженная тишина, столь напряженная, что было ясно долго она не продержится. И верно, ее нарушил
– Так вот, господа дезертиры, поговорим начистоту!
Толпа опять зашевелилась, раздались нервные покашливания, неразборчивые восклицания.
– Поговорим начистоту!
– повторил Энгельс.
– Многие из вас знают меня. Мы же знакомы с вами, дреер-обормюллерцы, не так ли?
Все молчали. Кто-то с деланной усмешкой в голосе бросил:
– Встречались!..
– Вот именно!
– подхватил Энгельс.
– Встретились, посмотрели друг на друга и разошлись. Наш отряд был доволен тем, что вы нас оставили, ибо на войне непадежный союзник хуже врага: на него надеешься, а он в решающий момент вдруг оставляет поле боя и открывает тебя для удара противника с фланга или тыла.
– Сейчас сражения нет!
– Оно может возникнуть когда угодно.
– Энгельс обвел рукой окрестные горы.
– И нам лучше рассчитывать только на свои силы. Оставаясь с нами вместе, но желая избежать борьбы, вы оказываетесь пособниками врага.
– Знаете!..
– раздался возмущенный голос.
– Ничего не хочу знать!
– тотчас перебил Энгельс - Обстановка слишком серьезна, чтобы мы еще находили время копаться в ваших душах. Я заявляю вам со всей определенностью: или вы возвращаетесь на свои позиции и выполняете революционный долг до конца, или сейчас же сматывайтесь ко всем чертям! Все!
Энгельс резко повернулся и пошел прочь, его догнали бойцы-безансонцы. Беккер остался с отрядом.
Через два часа Беккер пришел проститься: отряд в полном составе возвращался на оставленные позиции.
Депеша, полученная Виллихом, предписывала ему немедленно прибыть в Донауэшинген и взять на себя командование всей артиллерией, которая в это время составляла сорок орудий. С твердым намерением отказаться от такой запоздалой чести Виллих в сопровождении Энгельса и безансонской роты отправился на главную квартиру.
В Донауэшинген прибыли уже вечером. Виллих отправился по начальству, а Энгельс встретил Д'Эстера, и тот затащил его к себе.
– Виллинген только что взят пруссаками, - сказал Д'Эстер, едва они остались одни.
– А отряд Бленкера еще утром перешел у Базеля на швейцарскую территорию.
– Я знал, что этот герой и тут окажется первым, - спокойно отозвался Энгельс.
– Как видишь, обстановка осложнилась до крайности.
– Что же делать?
Д'Эстер помолчал, видимо решаясь на что-то, потом твердо проговорил:
– Что делать тебе, я знаю.
– Мне?
– удивился Энгельс.
– Почему именно мне?
– А потому, дорогой Фридрих, что таких голов, как твоя, мало в Германии да и во всей Европе!
– В каком смысле? Что ты хочешь сказать?
– Я хочу сказать, - Д'Эстер подошел к Энгельсу и решительно упер палец ему в грудь, - что со дня на день может начаться побоище и твоя голова не заколдована от прусской конической пули...