Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982

Синицын Федор Леонидович

Действенность материального стимулирования была видна через результаты «Косыгинской реформы»: объем прибыли в советской промышленности в 1966–1970 гг. увеличился в 2,5 раза, среднегодовые темпы роста составили 20 % против 10 % за предыдущее пятилетие [908] . В 1968 г. переведенные на хозрасчет предприятия увеличили по сравнению с 1967 г. производительность труда на 5,6 % и прибыль — на 15,8 %, в то время как непереведенные предприятия — на 3,8 % и 12,8 %, соответственно [909] . Хорошим примером был один из наиболее известных экономических экспериментов того периода, осуществленный на Щекинском химкомбинате (Тульская обл.), где была введена система существенного материального стимулирования. За три года эксперимента (1967–1970) на комбинате в 2 раза вырос объем выпускаемой продукции и в 2,3 раза — производительность труда [910] .

908

Андрианова Е.А. Указ. соч. С. 7.

909

Толанд

Ю., Некипелов А. Указ. соч. С. 57–58.

910

Александров А.И. Указ. соч. С. 15.

Упор на материальное стимулирование имел ту же «проблематичную» сторону, что и акцент политики государства на росте уровня жизни — его сопряжение с игравшими в советской идеологии важную роль моральными факторами («сознательность» и приверженность, в первую очередь, не личным, а общественным интересам). Введенный в 1961 г. в текст Программы и Устава КПСС «Моральный кодекс строителя коммунизма» (свод принципов коммунистической морали) включал такие положения: «Простота и скромность в общественной и личной жизни», «Забота каждого о сохранении и умножении общественного достояния», «Высокое сознание общественного долга». Реализация курса на стимулирование материальной заинтересованности потенциально входила в конфликт с установками «Морального кодекса» и с «интересами общества в целом», ведь главный упор в развитии приверженности качественному труду на благо общества был сделан на деньгах, а не «сознательности». Недаром некоторые американские советологи восприняли расширение хозрасчета в Советском Союзе как несомненный признак «движения на пути к разложению социализма и реставрации капитализма» [911] . Даже марксистские издания (например, «Monthly Review») писали, что кроме СССР, «возможно, больше нет в мире такой капиталистической страны… за исключением Японии, в которой классические буржуазные механизмы действовали бы так эффективно для обеспечения… движения экономики вперед» [911] [912] .

911

Сибирев А.И. Указ. соч. С. 18; Федосеев П. Диалектика развития социализма. С. 21.

911

Сибирев А.И. Указ. соч. С. 18; Федосеев П. Диалектика развития социализма. С. 21.

912

Sweezy Paul М., and Bettelheim Charles. Op. cit. P. 81.

Закономерно, что в народе и даже у некоторых идеологов бытовало непонимание политики материального поощрения. В марте 1966 г. на собраниях люди задавали партработникам вопрос: «Почему мы идем по пути повышения зарплаты и по пути снижения цен, а не только по пути снижения цен?» В трудах ряда теоретиков материальные стимулы прямо или косвенно рассматривались «в качестве «родимых пятен» капитализма» [913] .

Отвечая на такие сомнения, руководство страны, во-первых, декларировало «строжайший контроль… за мерой труда и мерой потребления», т. е. за тем, чтобы уровень благосостояния каждого человека не превышал его вклад в общественное благо. Было объявлено, что выплачиваемые людям в качестве материального стимулирования деньги идут «на увеличение трудовых доходов, поэтому никаких элементов «размывания социализма» здесь нет и быть не может» [914] .

913

РГАНИ. Ф. 112. Оп. 1. Д. 9. Л. 91; ЦГАМ. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2247. Л. 45.

914

В.И. Ленин и проблемы научного коммунизма. С. 131; Сибирев А.И. Указ. соч. С. 18–19.

Во-вторых, наряду с материальным, в СССР продолжало использоваться моральное стимулирование труда (ордена, медали, грамоты, «переходящие красные знамена» и пр.). В период утверждения «Косыгинской реформы» в сентябре 1965 г. Л.И. Брежнев размышлял о необходимости применения «моральных факторов». Поступали и предложения с мест — так, в Азербайджане просили о восстановлении существовавшего ранее порядка награждения орденами и медалями за высокие достижения в сельском хозяйстве [915] .

915

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 33. Д. 229. Л. 6; БрежневЛ.И. Рабочие и дневниковые записи. С. 115.

До широкого внедрения материального стимулирования в умах советских людей присутствовало некоторое смешение, неотделение морального и материального стимулирования — очевидно потому, что второе использовалось слабо и шло «довеском» к первому. В мае 1965 г. в Ленинграде представители рабочей молодежи предлагали «решить на моральных стимулах» вопрос поощрения тех, кто хорошо работал и добился звания «коммунистической бригады», в виде прибавки к дней отпуску (эти дни следовало «снять с прогульщика») [916] . Однако отпуск на самом деле — это скорее материальное поощрение. Действительно, отделить «материальное» и «моральное» в этом аспекте трудно. Американский марксист П. Суизи считал, что спор об этом вообще неправомерен, «так как в обоих случаях предусмотрены материальные блага» [917] . Действительно, при награждении орденами, медалями и др. (вроде бы «чисто моральное» стимулирование) человек мог получать определенные материальные льготы (надбавку

к пенсии и пр.).

916

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 34. Д. 119. Л. 251.

917

Sweezy Paul М., and Bettelheim Charles. Op. cit. P. 84.

Власти СССР видели лучшим решением сочетание материального и морального стимулирования, которые, как считалось, «взаимно усиливают действие друг друга». Для этого требовалось «удачно выбирать формы» стимулирования «соответственно конкретным условиям» [918] , т. е. искать между ними баланс. Однако с конца 1966 г. моральное стимулирование практически было «забыто» в пользу максимизации материального [919] . Власти понимали, что в условиях формирования «общества потребления» и курса на рост уровня жизни приоритет должен быть дан материальному поощрению как наиболее эффективной системе стимулирования труда.

918

Александров А.И. Указ. соч. С. 17, 19.

919

Thompson Terry L. Ideology and Policy… P. 56.

Для компенсации противоречия между «идеалами» и материальным стимулированием труда советские идеологи пытались доказать, что материальное и моральное поощрение даже при превалировании одного из них идут рука об руку, что это «две стороны одного и того же явления». Было объявлено, что «материальные и моральные стимулы в труде отождествлять нельзя, но нельзя их [и] противопоставлять» [920] .

Таким образом, ответ властей СССР на вызов «материального фактора» относился к «идеологической сфере», так как вопросы благосостояния, уровня жизни были признаны имеющими важное идейно-политическое значение. Этот ответ стал также и элементом контроля за массовым сознанием, связанным с направлением поведения граждан страны в экономической сфере. Формулирование ответа на вызов «материального фактора» в «позитивном» ключе было закономерным ввиду базирования принятой в Советском Союзе концепции «развитого социализма» на «экономической», а не «духовной» основе.

920

Мальцев H.A. Указ. соч. С. 11; Федорова А.Т Указ. соч. С. 38.

Глава III

ВНУТРЕННИЕ ПРОБЛЕМЫ НЕ РЕШЕНЫ

3.1. «Сближение с идеалом»: оценка советским руководством своих идейных исканий

Власти СССР констатировали успех новой концепции идеологии и считали, что она адекватно описывает текущее состояние страны — «реально существующее социалистическое общество». Последнее, в свою очередь, было признано соответствующим изначальной задумке творцов марксизма-ленинизма. В 1970 г. на совещании в ЦК КПСС сотрудник Отдела пропаганды и агитации Л.А. Вознесенский заявил, что СССР находится «на таком этапе, когда происходит реальный процесс сближения практики социализма с его идеалом». В 1975 г. Н.Н. Иноземцев и А.Г. Милейковский писали, что теперь капитализму «противостоят не только марксизм-ленинизм в качестве теории классовой борьбы, но и реально существующий социализм со своей экономической системой, обеспечивающей благосостояние народа и наиболее благоприятные условия для расцвета человеческой личности» [921] .

921

РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 38. Л. 48; Вестник Архива… С. 108; Иноземцев Н.Н., Милейковский А.Г. Указ. соч. С. 9.

По мнению властей, новая концепция идеологии подтвердила пригодность существующей советской модели для дальнейшего устойчивого развития страны [922] . М.А. Суслов в 1968 г. сделал вывод, что советские люди «теперь яснее представляют, по какому пути… идти к коммунизму» (этот путь был обозначен концепцией «развитого социализма», так как «совершенствование, повышение зрелости» и являлось «строительством коммунизма»). В 1981 г. В.В. Загладин отметил, что «социализм уверен в правильности избранного им маршрута, совпадающего с магистральным путем развития всего человечества — с путем безграничного социального прогресса» [923] .

922

Colton Timothy J. The Dilemma of Reform in the Soviet Union. New York, 1986. P. 32.

923

В.И. Ленин и проблемы научного коммунизма. С. 129; Международное коммунистическое движение: правда против вымыслов. С. 14; Суслов М.А. Указ. соч. С. 157.

Идеологи считали, что разработкой концепции «развитого социализма» партия вдохнула новую жизнь в марксизм-ленинизм и продемонстрировала способность дать ответ на вызовы времени. В 1970 г. С.П. Трапезников сделал вывод об усилении «классовой направленности и политической идейности» общественно-научных исследований. Г.Л. Смирнов, выступая на совещании в ЦК КПСС в феврале 1971 г., отметил, что предыдущие годы были «периодом интенсивной идейно-теоретической деятельности партии», а Л.Н. Москвичев в том же году указал, что в итоге «маркистско-ленинская общественная наука… обогатилась новыми принципами, новыми положениями» [924] .

924

РГАНИ. Ф. 89. Оп. 17. Д. 28. Л. 2; Вестник Архива… С. 107; Москвичев Л.Н. Теория «деидеологизации»… С. 187.