Эпоха Конца

SairusFS

— Что от меня требуется?

Существо без лица издало нечто, похожее на усмешку, пока часть насекомых отправлялась пожирать трупы, как и их одежду.

— О, немногое. Твой дар будет полезен. И я даже не собираюсь тебя шантажировать. Видишь ли, если ты мне не поможешь, я все равно достигну желаемого, но позже, чем хотелось бы. Потому я прошу помощи, предлагая свою взамен. Повезло же мне случайно увидеть тебя на суде…

Существо воссоединилось, а затем отправило из своего тела пару небольших птиц, упорхнувших затем в окно.

— И… с чем же я буду тебе помогать? — оказалось страшно даже думать

о том, чтобы помочь монстру. Чего может попросить кровожадная тварь, пусть и разумная?

— Не переживай. Цель весьма малая, — выдержав многозначительную паузу, фигура из насекомых произнесла лишь одно слово.

— Месть.

Назревшая проблема

— Что значит: «Я ухожу»?! Что значит: «Я не возьму более в руки меча»?!

Крик шестирукой Ширрон Астиэн сотряс ее кабинет и почти наверняка просочился через стену к рабочему месту императора.

— *Ровно то, что я и сказал, о Верховная. Порядок велит мне биться, но сердце мое разрывается, а разум страдает. Я более не вынесу этих мук, пусть Закон требует наказания за отказ от призвания. Лучше принять его единожды, чем бесцельно страдать всю жизнь*.

В золотых глазах Ширрон стояли ужас и непонимание.

— Как ты можешь так говорить? «Бесцельно»? Оглянись вокруг, десятки тысяч жизней зависят от твоей защиты! Стоит тебе отступиться, и стена падет, не пройдет и года!

— *Я сражался ради будущего. Ради счастья и покоя, ради удовлетворения от принятия Порядка нашего мира. Но в нем я так и не увидел стройной красоты, сколь бы ни пытался. Вокруг лишь смерть, страдания и отголоски растерзанных душ. Неужели Вы сама не слышите их? Вы правда спите по ночам спокойно? *

Даже те, кто не ходил за стену, часто страдали от кошмаров или бессонницы. Существовало поверье, будто это неприкаянные духи погибших в Велане алчут жизни, другие считали, что они хотят забрать всех с собой, третьи — что они попросту желают разделить свои страдания с живыми. Но какова бы ни была природа этого явления, все от мала до велика рано или поздно сталкивались с такой проблемой.

Золотистые волосы Лимара поблескивали на свету, а в его кровавых глазах читалось подавляемое выражение страдания. Пусть он был высок, могуч и неудержим в бою, он тоже бола. Ничто из переживаний простого народа ему не чуждо.

— *Я хотел быть героем. Хотел подавать пример и быть нерушимым символом. Но я устал и больше не могу так жить. Двести шестьдесят три года я хранил сердце Империи от натиска монстров. На мою долю выпало столько смертей, что мне не следует даже их считать. Надеюсь, Вы поймете меня, о Верховная, и позволите смиренно принять наказание согласно Порядку.*

Мужчина склонил голову в извинении, пряча глаза от своей повелительницы. Даже если он приносил клятву верности Империи и самому императору, Верховный ангел выше всех правителей и идей. Давным-давно, когда в автономной области Авалон с одноименной столицей многорукие жили большей своей частью, каждые сто лет производилось переопределение их иерархии. Тот, кто находился на ее вершине, звался Верховным ангелом, а в случае его гибели или иных обстоятельств, заставляющих сложить полномочия, этот титул принимал следующий в списке.

Однако в Эпоху Конца ангелам Велана никак не было

возможно узнать даже то, живы ли их собратья из Авалона, не то что их ранги в иерархии. Осознав это, они стали проводить внутреннюю церемонию — ведь без нее Порядок будет нарушен.

Согласно последнему переопределению, Ширрон заняла должность Верховного ангела уже сорок восемь лет назад, и должна нести это бремя еще пятьдесят два года. Теперь же она обязана исполнить свой долг как правителя — покарать виновного.

— Лимар… гордый воин рода Гваренском. Молю, одумайся. Твой недуг можно лечить, тебе надо только…

Не успела ангел договорить, как руки уже пожилого родича взметнулись в жестах.

— *Нет. Прошу вас, не надо. Это мое решение. Быть может, первое собственное решение за всю жизнь. Не лишайте меня права совершить ошибку по своей воле, не лишайте меня права выбрать, как мне умереть.*

Оценка Ширрон о времени, которое простоит город без Лимара, была, пожалуй, весьма оптимистичной. Он часто ходил в экспедиции за стену, а когда находился в городе, почти все время сражался с монстрами. Сам себя лишал отдыха, чтобы посвятить жизнь предназначению. Многие тысячи, если не десятки тысяч жизней были спасены им непосредственно за время его службы.

И сейчас Верховной требовалось принять отставку величайшего защитника столицы. Он, как и многие ангелы, был упорным. Если уж какая идея поселилась в голове Лимара, то от нее он не откажется. Переубеждать его нет смысла. Сдерживать тоже не выйдет. Да кто вообще в здравом уме подумает принудить сильнейшего воина Велана? А возможно сильнейшего воина Эпохи Конца.

— Преклони колени и устреми свой взор на владыку, — с тяжелым сердцем Ширрон решилась сделать необходимое.

Ангел повиновался: склонился и поднял голову, чтобы видеть Верховную в момент суда.

— Волей Порядка и Закона, что гласят моими устами, ты, нарушивший их, будешь осужден. Тяжкое бремя лежит на тебе, и пусть оно пребудет с тобой до скончания веков. Отныне и впредь не обратись с приветствием, не обменяйся радостью и не тяготи деяниями своими ни одного потомка самого Порядка. Отныне и впредь не возьми даров, не утешайся состраданием ни одного живого существа, и не вымолви им ни единого слова. Свое изгнание прими, и пусть Закон без тебя станет ясней.

Хуже последней фразы для ангела не было ничего. Наказания ужаснее полной анафемы не существует. Что есть смерть перед жизнью без цели и истины в ней? Верховный ангел провозглашал, что осужденный отныне — не часть Порядка. Не часть Закона. Лишь болезнь, которая возникла и сгинет. Ошибка, которую исправлять дано не слугам величайшей из Монад, но самому миру.

Изгнанный вышел из комнаты не попрощавшись. У двери стоял сам Эйлунд Стратвар с суровым выражением лица и сложенными в замок руками.

— Прощай, Лимар. Ты верно служил Империи.

Ангел приветствовал императора как подобает, отклонившись назад, с одной рукой на сердце, а с другой — в стороне. Облик многорукого со временем утратил величие, ведь могучий бола подобрался к последним годам своей жизни, имея почтенный возраст в триста сорок восемь лет. На его некогда безупречном лице стали появляться морщины, кровавые глаза утратили глубину сияния, а разум более не справлялся с прежними невзгодами.