Эпоха невинности
Шрифт:
— Так о чем вы хотели сказать — лично мне?
Ему не пришлось дожидаться ответа ни секунды.
— Я пришел умолять вас, месье, — выпалил француз, — умолять всеми силами, на которые я способен, — удержите ее от возвращения к мужу. Не отпускайте ее!
Арчер посмотрел на него с всевозрастающим удивлением. Не было никаких сомнений в искренности Ривьера или в силе его убежденности — было очевидно, что он полон решимости проиграть все, но высказаться до конца. Арчер задумался.
— Могу я спросить, — сказал он наконец, — вы то же посоветовали и мадам Оленской?
Месье Ривьер покраснел, но не отвел глаз:
— Нет, месье. Я честно выполнил свою миссию. Дело в том, что,
— Я так и полагал. В ином случае вы не взяли бы на себя этой миссии.
— Разумеется.
— А теперь… — Арчер опять умолк, и они мерили друг друга испытующими взглядами.
— После того как я увидел ее, месье, и переговорил с ней, я пришел к выводу, что здесь ей лучше.
— Вот как?
— Я добросовестно выполнил свое поручение, месье, — я изложил аргументы графа, я представлял его интересы без каких-либо комментариев со своей стороны. Графиня была достаточно добра, чтобы выслушать меня; она простерла свою доброту до того, чтобы выслушать меня дважды. Она беспристрастно обдумала все, что я сказал ей. Но в результате этих двух бесед я изменил свое мнение и стал смотреть на вещи по-другому.
— Могу я спросить — почему?
— Просто я увидел перемену в НЕЙ, — ответил Ривьер.
— Перемену в ней? Вы знали ее прежде?
Молодой человек снова покраснел:
— Я встречался с ней в доме ее мужа. Я знаю графа Оленского много лет. Неужели вы думаете, что он послал бы с подобной миссией незнакомого человека?
Взгляд Арчера, блуждающий по голым стенам офиса, остановился на настенном календаре с изображением суровых черт президента Соединенных Штатов. Вообразить подобную беседу где-то на подвластной ему огромной многокилометровой территории было довольно странно — но тем не менее это было фактом.
— Перемену… В чем же она изменилась?
— О месье, если бы я мог объяснить… Я полагаю, что открыл для себя нечто, о чем не подозревал, что она АМЕРИКАНКА. А для таких американцев, как она и как вы, многие вещи, которые приняты в некоторых других обществах или по крайней мере принимают их как некий компромисс, становятся немыслимыми, просто немыслимыми. Если бы родные мадам Оленской поняли, что это за вещи, они воспротивились бы возвращению мадам Оленской к мужу так же, как и она сама. Но они, очевидно, принимают желание графа вернуть ее домой как доказательство его верности домашнему очагу.
Ривьер помолчал и потом добавил:
— Тогда как это далеко не так просто.
Арчер вновь посмотрел на президента Соединенных Штатов, затем на стол и на бумаги, разбросанные по нему. Несколько мгновений он не мог говорить. Пока он молчал, он услышал звук отодвигаемого стула — Ривьер встал. Когда он встретился с ним глазами, он увидел, что Ривьер взволнован не меньше его самого.
— Благодарю вас, — просто сказал Арчер.
— Вам не за что благодарить меня, месье. Скорее я… — Голос Ривьера прервался, как будто ему стало трудно говорить. — Мне следует, однако, сказать еще одну вещь, — добавил он более твердо. — Вы спросили меня, работаю ли я у Оленского. Да, сейчас это так — я возвратился к нему несколько месяцев назад, по причинам, которые может понять каждый, у кого на попечении есть пожилые или больные люди, которые полностью зависят от него. Но с той минуты, как я пришел сюда сказать вам то, что сказал, я уже считаю себя уволенным, и, вернувшись, я доложу об этом графу, изложив свои причины. Теперь все, месье.
Ривьер поклонился и сделал шаг назад.
— Благодарю
Глава 8
Каждый год пятнадцатого октября Пятая авеню открывала ставни, раскатывала ковры и вывешивала занавески на окнах в три ряда.
К первому ноября этот домашний ритуал заканчивался, и общество начинало оглядываться вокруг и «проводило инвентаризацию». К пятнадцатому сезон уже надул паруса, Опера и театры манили новыми спектаклями, рассылались приглашения на обеды и назначались даты балов. И каждый раз точно в это время миссис Арчер провозглашала, что Нью-Йорк стал совсем другим.
Наблюдая за ним с высоты своего беспристрастного взгляда, она была способна заметить, с помощью мистера Силлертона Джексона и мисс Софи, каждую новую трещинку на его гладкой поверхности и все незнакомые сорняки, пробивающиеся меж стройными рядами великосветских растений. Это было одно из любимых развлечений Арчера в юности — ждать этого ежегодного отчета и внимать малейшим признакам разложения общества, которые проглядел его рассеянный взгляд. Что касается Нью-Йорка, то, по мнению матери, он год из года менялся к худшему; эту точку зрения всецело поддерживала мисс Софи Джексон.
Мистер Силлертон Джексон, как и полагается светскому человеку, приберегал свои суждения и от души забавлялся, слушая горестные стенания дам. Но и он никогда не отрицал, что Нью-Йорк изменился; да и Ньюланд Арчер на вторую зиму после женитьбы был вынужден признать, что если он и не изменился окончательно, то, несомненно, меняется.
Эти вопросы были подняты, как обычно, на обеде у миссис Арчер в День благодарения. В день, когда традицией она была вынуждена приносить благодарности за дары Небес прошедшего года, у нее вошло в привычку производить весьма печальный, хотя и лишенный озлобленности, досмотр своей вотчине и выяснять, собственно, есть ли за что благодарить Всевышнего. Во всяком случае, не за состояние общества, — общество, если допустить, что оно существует, было скорее зрелищем, на которое нужно было призывать библейские проклятия — и действительно, каждый знает, что доктор Реверенд Эшмор имел в виду, когда выбрал для службы в День благодарения текст из Книги пророка Иеремии (глава II стих 25). [83] Доктор Эшмор, новый пастор церкви Святого Матфея, был избран потому, что был «продвинутых» взглядов, — его проповеди отличались смелостью суждений и оригинальностью языка. Когда он выступал с осуждением великосветского общества, он всегда говорил о «тенденциях» его развития, и от мысли, что она принадлежит обществу, которое развивается, миссис Арчер испытывала нечто вроде сладкого ужаса.
83
«Не давай ногам твоим истаптывать обувь и гортани твоей томиться жаждою. Но ты сказал: „Не надейся, нет! Ибо люблю чужих и буду ходить вслед их“».
— Нет сомнений, что доктор Эшмор прав — некоторая тенденция действительно есть, — произнесла она таким тоном, словно ее, эту тенденцию, можно было увидеть и измерить, как трещину в стене дома.
— Однако все же как-то странно вещать об этом в День благодарения, высказала свое мнение мисс Джексон, и хозяйка дома сухо отозвалась:
— О, он имел в виду, что мы должны быть благодарны за все то, что еще осталось.
Арчер обыкновенно подсмеивался над ежегодными вердиктами матери; но в этом году, ознакомившись со списком перемен, был вынужден согласиться, что «тенденция» просматривается.