Эпоха невинности
Шрифт:
— Все… кончено? Ты это… о чем? — запинаясь, произнес он.
Мэй смотрела сквозь него прозрачным взглядом:
— Как о чем? Она скоро возвращается в Европу; бабушка поняла ее и одобрила это — даже назначила ей содержание, чтобы она могла не зависеть от мужа.
Она замолчала, и Арчер, в конвульсивном движении схватившись рукой за край каминной полки, пытаясь удержать равновесие, делал тщетные попытки прийти в себя и обрести контроль над своим едва не помутившимся рассудком и готовым рухнуть от наступившей позорной слабости телом.
— Я думала, — ровным голосом продолжала Мэй, — что ты так долго задержался на работе именно из-за
Поймав его невидящий взор, она опустила глаза, и беглый румянец плеснул ей в лицо.
Он осознал наконец, что взгляд этот вынести невозможно, и отвернулся, опершись локтями на каминную полку, стоя спиной к жене. В ушах его раздавался бешеный шум и стук; и он не мог понять, биение ли это крови, или просто тиканье каминных часов. Мэй сидела не шевелясь и не говоря больше ни слова.
Так минуло пять минут. Кусок угля выкатился из огня к решетке, и Арчер услышал, как Мэй встала и бросила его обратно. Наконец Арчер повернулся и посмотрел на нее.
— Это невозможно, — сказал он.
— Невозможно? Что?
— То, что ты мне сейчас сказала… Откуда ты знаешь?
— Я вчера видела Эллен — я же сказала тебе, что мы разговаривали с ней у бабушки.
— Но вчера ты еще этого не знала?
— Нет. Я получила сегодня днем от нее записку. Хочешь прочитать?
Голос отказался повиноваться ему, и он ничего не ответил. Она вышла из комнаты и тотчас же вернулась.
— Я думала, ты знаешь, — просто сказала она.
Она положила листок бумаги на стол; Арчер протянул руку и взял его. В письме было всего несколько строк:
«Мэй, дорогая, наконец мне удалось убедить бабушку, что мой визит к ней не может быть не чем иным, кроме визита. Она была, как всегда, добра и великодушна. Она теперь согласна со мной, что, вернувшись в Европу, я буду жить одна или с бедной тетушкой Медорой, которая уезжает вместе со мной. Я уезжаю в Вашингтон, чтобы собраться, — мы отплываем на будущей неделе. Ты должна быть очень добра к бабушке, когда я уеду, — так же, как ты всегда была добра ко мне.
Эллен
Если кто-нибудь из моих друзей захочет заставить меня изменить это решение, скажи им, что это абсолютно бесполезно».
Арчер перечитал письмо два или три раза, затем отбросил его и расхохотался.
Звук собственного смеха ужаснул его. Он вспомнил, как испугалась Джейни, застав его ночью в состоянии непонятного чрезмерного веселья по поводу полученной телеграммы от Мэй, которая извещала о том, что их свадьба состоится совсем скоро.
— Почему она так решила? — спросил он, невероятным усилием оборвав смех.
Мэй встретила этот вопрос непоколебимым спокойствием.
— Я полагаю, потому, что вчера мы все с ней обсудили…
— Обсудили что?
— Я сказала ей о том, что, вероятно, была к ней иногда несправедлива — не всегда понимала, как ей здесь тяжело, одной среди стольких родственников, которые, несмотря на это, оставались практически чужими людьми; они чувствовали за собой право обсуждать ее поступки, совершенно не принимая во внимание обстоятельства. — Она сделала паузу. — Я знаю, что ты был ее единственным другом, на которого она всегда могла положиться… И я хотела, чтобы она знала, что мы с тобой единодушны — во всех наших чувствах…
Она помолчала, словно ожидая, что он заговорит, и потом тихо добавила:
— Она
Мэй подошла к Арчеру и порывисто прижала к своей щеке его руку. Она была ледяной.
— Что-то у меня тоже разболелась голова. Спокойной ночи, дорогой, — сказала она и вышла.
Испачканный и надорванный шлейф ее подвенечного платья потянулся и исчез в дверях вслед за ней.
Глава 15
Как сказала миссис Арчер, обращаясь с улыбкой к миссис Уэлланд, первый званый обед в своем доме большое событие для молодой пары.
С тех пор как молодые Арчеры зажили своим домом, к ним часто заезжали гости. Арчер любил, когда с ними обедали трое-четверо его друзей, и Мэй радушно принимала их, следуя и в этом примеру своей матери. Муж ее сначала спрашивал себя, приглашала бы она кого-нибудь в дом, если бы оставить это право за ней; но потом оставил тщетные попытки разгадать ее внутреннюю сущность и отделить ее от необходимости следовать традициям и привычкам, что составляло ее внешнюю оболочку. По нью-йоркским правилам полагалось, чтобы состоятельные молодые пары часто устраивали неформальные приемы, а Уэлланды, помноженные на Арчеров, и вовсе не имели никакой возможности нарушить традиции.
Но званый обед с нанятыми шеф-поваром и двумя ливрейными лакеями, с римским пуншем, розами от Гендерсона [90] и меню на бумаге с золотым обрезом — это было нечто совершенно иное и не терпело легкомысленного отношения. Как заметила миссис Арчер, римский пунш [91] придавал всему совершенно иное звучание — не сам по себе, а потому, что требовал определенных сопутствующих вещей — блюд из дикой североамериканской утки и черепахи, двух супов, двух сладких десертов — горячего и холодного, декольтированных туалетов приглашенных дам непременно с короткими рукавами и приглашения, в некоторой пропорциональной зависимости от общего числа гостей, именитых персон.
90
Магазин Питера Гендерсона, известного американского садовода.
91
Ром с лимонным соком и взбитым белком.
Когда молодая пара устраивала свой первый прием подобного рода, это обычно вызывало огромный интерес, и приглашения, как правило, не отклонялись даже самыми известными людьми, пользующимися «большим спросом». Но все же согласие ван дер Лайденов, которые по просьбе Мэй должны были приехать из Скайтерклиффа для того, чтобы принять участие в прощальном обеде в честь отъезжающей в Европу графини Оленской, было воспринято всеми как триумфальное событие.
В тот великий день миссис Арчер и миссис Уэлланд сидели в гостиной Мэй. Миссис Арчер писала меню на карточках самого толстого бристольского картона с золотым обрезом аж от Тиффани, [92] а миссис Уэлланд отдавала указания о расстановке пальм и ламп.
92
Один из самых дорогих Нью-Йорке.