Эра жаворонка

Ефимова Марфа

– З-з-заходи, - гостеприимно боднул головой Павел, отчего тут же потерял равновесие и повалился на бок.

Вук рывком поднял его, прислонил спиной к дивану, сам уселся рядом на стянутого крокодила. Игрушка сплющилась, крокодил вытаращил от натуги зенки, но сдюжил вукову массу.

– Ты что это, Паша?

– Что это? Ничего это. Выпить хочешь?

– Я уже.

– Жа-а-алко!
– протяжно взвыл Зелинский.
– А то не с кем. Вот - расставил товарищей, пью с ними.

Он махнул рукой на хелперы, кружочком разложенные возле кальяна.

– Хорошие у тебя товарищи, - вздохнул Янко.
– Небось, никогда не спорят с тобой.

Павел, сердито глянув на гостя, взвился:

– А-а-атличные тварищи! Не то что нектрые.

То ходят, вынюхивают, то девушек отбивают...

– Девушек?
– озадачился гость. Он не помнил, чтобы Зелинский водил дружбу с какой-либо девушкой.
– Кто ходит? Кто вынюхивает?

– Кто-кто? Кобеты всякие... Да вот ты и вынюхиваешь! Чео пришёл?

Вук стоически поморщился, но мягко ответил:

– Я узнать хотел, Паша, что за архив был у Сергея Тимофеева. Откуда ты про него знал?

– Архив? Я - знал?

– Тебя в тридике показывали. Вы с Марком сказали, что пропал архив, - терпеливо молвил пилот.
– Разве не так?

– А-а-а! Маркуша! Слабачок твой врачишка. Сам побоялся идти на опознание, меня потащил...
– Он громко икнул.
– Миль пардон, камрад. Миль пардон.

– Ты про архив знал?

Зелинский неуклюже повернулся лицом к Вуку, дрожащей рукой попытался потрепать того по щеке.

– Вучо, држище... Брось ты это... Марка спрашивай, я тут чо? Я ничо, он забоялся, я помог.... Давай выпьем. Эти...как их... эн-дор-фи-ны кончились. Надо пополнить. Пополним?

– Пополним, - согласился Янко.
– Только я своё. Так что с архивом?

– Не знаю ничё про архив... Маркуша попросил, я сходил.

Зелинский на карачках дополз до челюcти, выдрал стакан, расплескав половину, залпом выпил, Вук приложился к аварийной склянке с виски. От выпитого Павлу поначалу легче не стало. Напротив, он побледнел и зашамкал губами. Кое-как справившись с позывами к рвоте, он заметно помрачнел.

– Нельзя тебе столько пить, Паша, - мягко сказал Вук.
– Посмотри, на кого ты похож.

– Я похож на человека, который понял, что живёт зря, - зло и неожиданно трезво произнёс Зелинский, мгновенно из студенистой квашни превращаясь в упругую налитую фигуру - бесценное качество модифицированных. Павел был невысок, чуть ниже среднего роста, и подобранное до каменности тело делало его похожим на разрядника-гиревика. Дополнительную схожесть придавали пронзительные серо-зелёные глаза, глубоко посаженные под сивыми бровями, и макушка с залысинами. Отяжелевшие черты лица, словно поднакачанные в изнурительных тренировках, завершали портрет упорного физкультурника, мастера штанги и гантели. Павел, и в самом деле, мог быть упорным. На Тенере он двое суток пролежал неподвижно на скале, снимая на камеру рост неизвестного кристалла.

– Как же - зря, Паша?
– искренне удивился Вук.
– У тебя такие наработки на Тенере! Напиши книгу! Расскажи об открытиях миру! Я вот не биолог, но даже я статью выложил в сети о животном, котором видел на Тенере.

Крохотная статейка с собственными иллюстрациями, выложенная в биологических кругах инфо-пространства, накропалась Вуком в ту тихую неделю, что он, исправно соблюдая дозы, посвятил отчетам и систематизации. Большого шума сообщение не вызвало, но большой шум и невозможен среди малого количества понимающих. Экспертов в области космозоологии по пальцам однорукого инвалида пересчитать можно.

– Что это даст?

– Смешной ты, чудак-человек! Новые знания человечеству. Пафосно звучит, но это именно так.

– А оно ему надо? Это самое человечество уже под завязку набито набито всякими знаниями. Скоро блевать уже начнёт этими знаниями. Б-б-блевать!
– взвизгнул он, отползая к вазе с засохшим веником, некогда изображавшим букет цветов. Облегчившись желудком в вазу, он утёр рот одеялом и, чуть повеселев, принялся развивать пространную мысль.
– Мы, Вучо, - цивилизация, безгранично верящая лишь в силу разума. Мы - раса головы. Мы заняты бесконечным думаньем. И от этого мы несчастны. Потому что

эти мысли долбят, долбят, долбят, долбят... Ну, в смысле, башку долбят... Понимаешь? Ох, как больно они долбят... Не дают ничего чувствовать, кроме долбёжки. Вижу, вот, птаха... Красивая, грудка розовая, крылышки вороные, а сам думаю - мускульный привод, подъёмная сила крыла, плотность атмосферы для возможности полёта... Да что птица! Идёт барышня вся такая фигуристая, а у меня щёлкает - мезоморф, устойчивость к перегрузкам высокая, костная ткань плотная... И на хрена мне это? Зачем нам всем это всё? Для чего мы таскались на другой конец Галактики?...

– Мы таскались в другую галактику.

– Да, в другую. Только зря. Вот, скажи, зачем человек живёт?

– Человек живёт не зачем, а потому что.

– Не-е-е! Человек живёт не потому что! Потому что - это значит, что он вынужден, хотя сам и не хотел. А я грю... Я грю - зачем. Он рождается, чтобы радостно пролопа... перепола... перелопачивать отведённое время. Дарю цитату! С любовью перелопачивать время! А какая любовь, если в башке - бум, бум, бум... Ни любви, ни времени...

– Тебе просто надо заняться делом. Или детей завести, - сказал Янко, подымаясь с крокодила и понимая, что никаких новостей товарищ не сообщит.

– Ну уж нет, - энергично замотал головой пьяный Зелинский.
– Чтобы и у детей тоже бум, бум, бум! В смысле потом, ка-а-ада вырастут...

– Трус, - безразлично пожал плечами Вук.
– Дети ещё жить не начали, а ты уже боишься.

– От кого детей-то?!
– взвизгнул вдруг Павел.
– Было бы от кого! Не от кого! Одни дуры меркантильные!

– Значит, ты только таких дур и достоин.

Он перешагнул через потянувшегося за ним хозяина дома и без сожаления покинул бесполезно дорогой и загаженный особняк. Из всего разговора он вынес только то, что Зелинский ни о каком архиве не знает, и что на опознание тела Тимофеева его потащил Школьник. И ещё - кто-то что-то вынюхивает, хотя, что можно вынюхать у спившегося человека, Вук не понимал. На всякий случай бесполезные эти сведения пилот внёс в дневник на "Уфологе", особо выделив занятное словечко "кобеты".

Через четверть часа он шагал по мосту через бывший Водосливной канал, а ныне Протоку Космических Героев. Несмотря на поздний час, на мосту копошились двое рабочих во флуоресцентных комбинезонах и противопылевых масках. Щуплый рабочий напряжённо наблюдал, как его рослый товарищ кантовал бетонную урну - самосортирующий порт сбора мусора. Лица здоровяк не было видно, но его мускульному натягу Вук прочувствовал, как тяжело идёт бетонное изделие. Засунув руку в карман, худосочный трудяга посторонился, чтобы пропустить пилота вперёд. Вук осторожно переставил ногу, огибая урну, и ощутил смутное подозрение. Развить и проработать его он не успел, так как мелкий рабочий неожиданно сделал подкат и уронил Янко на асфальт. Вук мгновенно вскочил на ноги, но второй успел набросить на него стальную цепь. Пока Вук барахтался в ржавых звеньях, звеня кандалами, ему ловко связали руки, затем стреножили, а затем сбросили с моста. Вук зажмурился, ожидая плеска воды, но секунду спустя понял, что болтается в воздухе вниз головой. Он в долю мгновенья разогнал давление до предельной нормы, впрыснул в мышцы и сердце литр адреналина и с треском разодрал показавшиеся хлипкими верёвки на запястьях. Подтянув тело к ногам, стирая пальцы в кровь, он порвал путы на ступнях, но ему не хватило крохотного мига. Рядом с левым ухом просвистела цепь, потом ухнула урна, вслед за урной в воды облагороженного пару лет назад канала полетел и сам Вук. Уже в воде он завершил начатое - освободил ноги от груза. Вынырнув на поверхность, жадно хватил воздуха и, скидывая разлохмаченные ботинки, поплыл по течению к заливу. Интуиция подсказала ему несколько раз уйти с головой в реку и проскользить чуть в сторону. Как выяснилось, не зря, потому что тихие хлопки по воде, взбаламутившие вдруг воду до пены, не могли быть ничем иным, кроме как выстрелами вдогонку.