Еще одна версия
Шрифт:
Вскоре раздался звонок.
— Что делать? От меня требуют возвратить пистолет! — начал Григорий Абрамович без всяких вступлений.
— Может, ты сядешь? — виновато поглядывая на брата, предложила Софа.
Григорий Абрамович молча прошел в комнату, сел на диван и уставился на нее в ожидании ответа.
— А что если еще немножко подождать? — робко спросила она.
Этого вопроса было вполне достаточно для того, чтобы любимый братец взорвался:
— Ты думаешь, что говоришь? От меня требуют пистолет! Какой я дурак, как глупо попался на удочку!..
Он еще долго бранился,
На следующий день Григорий Абрамович изготовил фиктивное письмо о продлении срока возврата пистолета до 1 ноября, подделав подпись председателя добровольного спортивного общества, и направился в Институт физкультуры. Не успел он поздороваться, как старший преподаватель института Корухов, выдавший ему пистолет, спросил:
— Привез?
— Нет. Но я привез новое письмо.
— Какое еще письмо?
— По содержанию оно повторяет первое, только срок на использование оружия продлен до 1 ноября.
— М-да, — промычал Корухов и после непродолжительного молчания добавил: — А что дальше?
— Все будет в порядке, — ответил Григорий Абрамович.
В конце октября стало ясно, что Эфрос пистолет не вернет. Корухов поставил об этом в известность лаборанта кафедры фехтования Горбунова, который отвечал за сохранность оружия. После короткого совещания они решили сообщить о пропаже пистолета в милицию.
У меня возникли серьезные сомнения в том, что Мартов признался во всех совершенных им преступлениях. Эти сомнения еще больше усилились, когда я понял, что Мартов не в состоянии вразумительно ответить на вопрос, для чего ему потребовался пистолет. «Чтобы при необходимости запугивать кого надо» — вот все, что он сказал. Кроме того, во время обыска на квартире его жены в Невинномысске было найдено извещение о телеграфном переводе на крупную сумму — две тысячи рублей. К тому времени девятьсот семьдесят рублей Мартова уже израсходовала. Оставшиеся деньги она выдала следственным органам.
— Из каких источников вы смогли послать жене столь крупную сумму? — спросил я его на допросе.
После недолгого запирательства он ответил, что ограбил сберегательную кассу в Клайпеде.
При проверке выяснилось, что нападение на сберегательную кассу в этом городе действительно было, но завладеть деньгами преступнику не удалось. В местной газете подробно описывался этот случай.
Преступник подъехал к сберегательной кассе на такси. Выйдя из машины, он зашел в помещение кассы, где в то время находились кассир Гайдаускене и контролер Невидонскене, навел на них пистолет и, угрожая убийством, стал требовать деньги. Однако работники сберкассы не растерялись. Невидонскене нажала на кнопку сигнализации, а Гайдаускене направила на грабителя имевшийся у нее пистолет и, кроме того, открыв окно, стала звать на помощь. Не ожидая такого «приема», преступник выбежал из помещения сберкассы, сел в ожидавшее его такси и скрылся[1].
Органы местной милиции еще долго искали преступника, но результаты были очень
Контролер Невидонскене и кассир Гайдаускене назвали те же приметы грабителя, что и водитель такси.
Вначале всех этих сведений было недостаточно для розыска опасного преступника, но теперь, когда Мартов подтвердил, что данное преступление — дело его рук, они, безусловно, получили доказательственное значение. Кроме того, описанные свидетелями приметы преступника — шрам на лице и подергивание левой щеки во время разговора — совпадали с имеющимися, как принято говорить у криминалистов, особыми приметами Мартова. И, наконец, обе работницы сберкассы опознали в Мартове человека, совершившего разбойное нападение, а водитель такси — человека, которого он возил из Паланги в Клайпеду, к сберкассе, а затем в город Советск.
То, что Мартов признался в попытке ограбить сберкассу в Клайпеде, не объясняло, откуда у него взялись две тысячи рублей. Поэтому естественно, что я опять задал ему тот же вопрос:
— Где вы взяли эти деньги?
После долгого размышления Мартов пробормотал:
— В Кишиневе.
— А что было в Кишиневе?
— В январе 1974 года, — заявил он, — я приехал туда, чтобы ограбить сберегательную кассу. Здесь я похитил из сейфа и из стола кассира изрядную сумму.
Прежде чем устанавливать подробные обстоятельства этого ограбления, я запросил Кишинев: действительно ли оно было? Вскоре оттуда пришла телеграмма с сообщением, что такое преступление было и до сих пор не раскрыто. Вслед за телеграммой поступило и само дело об ограблении сберкассы.
Утром 21 января 1974 года в одну из сберегательных касс Кишинева вошел высокий мужчина средних лет. Он назвался слесарем жэка и, не спросив ни у кого разрешения, стал ремонтировать в помещении сберкассы сантехоборудование.
— Мы же не приглашали! — удивилась заведующая сберегательной кассой Карпенко.
— В порядке профилактики, — ответил представитель жэка.
Заведующая пожала плечами, но возражать больше не стала.
Через день слесарь жэка опять пришел в сберкассу. На этот раз он поздоровался с сотрудниками и молча начал свою работу.
Когда все посетители были обслужены, кассир Ткаченко стала пересчитывать деньги, а контролер Молодченко углубилась в недочитанный роман. Заведующая Карпенко куда-то ушла. Никто из сотрудников не обращал внимания на то, чем занят старательный и молчаливый слесарь жэка.
Позже, в больнице, Ткаченко рассказала следователю, что произошло.
— Я находилась за барьером на своем рабочем месте, у кассового аппарата, когда вдруг почувствовала удар по голове и резкую боль. В глазах потемнело, и я упала на пол. Когда пришла в сознание, то увидела, что слесарь жэка берет из ящика деньги.