Еще одна жизнь

Назарова Елизавета Борисовна

А эта девчонка его раскусила. Ее письмо скорее напоминало страницы дневника, где она пишет о нем, о его одиночестве, о его уме и способностях (и когда она успела это заметить?), о том, что она верит в него, и о том, как любит его. Читая эти страницы, он поражался: сколько чувства, тоски и отчаяния в ее словах. Но еще больше его поразило то, что на следующий день она подошла к нему и, глядя прямо в лицо черными от волнения глазами, спросила: нашел ли он письмо и прочел ли его. Он ответил утвердительно. Тогда она попросила его вернуть письмо назад. Он сказал, что оставил его дома и принесет завтра. Он соврал, письмо лежало здесь, в портфеле. Он просто хотел перечесть его еще раз, хотя

дома накануне прочитал раз десять. Дома он его переписал, а на следующий день вернул оригинал.

Несмотря на ее признание, Елена для него по-прежнему казалась неприступной. Но он изменился после этого, он вырос в своих глазах, почувствовал уверенность: решил все же нормально закончить школу, завел друзей, но из параллельного класса, и даже подцепил девушку. Общался с Еленой он только по поводу учебы. Он попросил ее, и она не отказалась помочь ему по некоторым предметам, особенно по математике, уж слишком много он напропускал. Когда они сидели рядом, он чувствовал, как она дрожит, и та дрожь передавалась ему, хотя голос ее всегда был ровный.

Впервые обнять ее он решился на выпускном вечере, если это можно назвать объятьями. Он только раз пригласил ее танцевать. Танцевали они молча, она, как всегда дрожала, его тоже начало трясти, и он крепче прижал ее к себе, она не сопротивлялась. Он прижимал ее все сильней и сильней, пока она не начала задыхаться, тогда он чуть отпустил ее. Она подняла к нему лицо и посмотрела в глаза. До этого взгляда у него было желание поцеловать ее, но теперь он не смел. Он прикоснулся губами только к ее волосам. А когда закончился танец, он сказал: "Спасибо тебе, Лена,... за все". Он решил, что они больше не встретятся.

Но они встретились. На проводах у одноклассника Валеры этой весной. Он пришел без Вики, она обещала подойти позже, и тут он увидел ее. Сначала даже обрадовался, а затем почувствовал неловкость: как с ней себя вести? Получилось, что они только поздоровались и больше не разговаривали. Но через некоторое время, Елена сама подошла и попросила его поговорить с ней в сторонке. Они вышли во двор и сели на скамейку, прикрытую виноградником, как палантином. Он опять ощутил ее дрожь. Сначала они говорили обо всем и ни о чем, как бывшие одноклассники, ее дрожь не проходила. И она вдруг сказала: "Я хотела спросить тебя: почему ты тогда так и не ответил на мое письмо? Я настолько тебе не приятна? Неужели, это для тебя совсем ничего не значит?" Он спросил: "Что - это?" Она ответила: "Моя любовь к тебе". Чего стоили ей эти слова, он не мог увидеть, но, наверняка, ее глаза были чернее самой черной ночи. Он молчал. Тогда она встала и собралась уйти. Он поднялся тоже, привлек ее к себе и поцеловал. Ему хотелось ее поцеловать, и он это сделал, и она не сопротивлялась. Если бы была постель, он, не задумываясь, затащил бы ее туда, потому что вряд ли она согласится "трахнуться" с ним прямо здесь, в беседке. Вот тогда, он впервые почувствовал власть над ней: любишь?
– принимай мои условия.

После этого он не раз приходил к ней домой, когда ее матери не было дома. Но, как он не старался, она ни в какую не шла на близость с ним. Тогда он от злости оставлял ей засосы: на шее, на губах, - пусть повыкручивается. Вскоре ему это надоело, и он перестал к ней ходить. Но тут недавно пришла в голову мысль, увезти ее в Ургут, когда родителей не будет. Уж там-то он сделает с ней все, что захочет. А тут "облом".

Сначала он ужасно разозлился, потом попытался забыть, но не забывалось. Все чаще приходила в голову мысль, что он сволочь: он мстил ей за то, что, любя его, она возвысилась над ним. Подняться до нее он не мог, не научился любить,

поэтому пытался принизить ее до себя, издеваясь над ней, но у него ничего не вышло. И ему вдруг стало стыдно. Впервые за многие годы. Потом он злился на себя за это чувство. А вчера понял, что надо идти к ней, упасть ей в ноги и просить прощения. Сегодня же не мог сдвинуться с места. Тогда он напился. Один. Он опять был один, потому что он никому не мог объяснить, что с ним творится, понять его могла только она одна. Он не сможет жить без нее: пока у него была ее любовь, у него все получалось, он добивался от жизни всего, что хотел. Мысль, что его любит такая девчонка, наполняла его, как гелий - воздушный шарик. Ему было легко, и он мог лететь по жизни в любую сторону. А теперь - шарик сдулся. Ее непременно надо вернуть, чего бы ему это не стоило.

Так думал он, сидя на скамейке. Но времени прошло много, а никто похожий на бугая не выходил. Он продрог, у него затекли ноги, и он решил пройтись кружочек вокруг дома. Так он пропустил, когда ушли ее гости. Так он наткнулся на Андрея, накручивая очередной "кружочек"...

Они остановились друг против друга. Андрей был на голову выше Тимура, и Тимур, хоть и не робкого десятка, с опаской покосился на него. Несколько секунд они разглядывали друг друга молча. Первым нарушил молчание Андрей:

– Послушай, парень, она же тебе ясно сказала, что не желает с тобой разговаривать.

– А это не твое дело.

– Мое, - спокойно продолжал Андрей.
– Это моя девушка.

– Давно ли?
– усмехнулся Тимур.

– А это уже не твое дело.

– Мое. Она моя девушка.

– Нет. Она не любит тебя.

– Это она тебе сказала?

– Это она тебе сказала.

– Любовь - штука переменчивая: пришла - ушла, ушла - пришла. Я сумею ее вернуть. Ты зря сюда лезешь, здесь место занято.

– Совершенно верно. Место занято. Мной. И я ее тебе в обиду не дам.

Если бы он сказал: я ее тебе не отдам, Тимур нашел бы, что ему сказать, но он сказал "...в обиду не дам", и Тимур запнулся. Обида, да-да, именно, он до сих пор, ее только обижал, а этот парень готов защищать. А сумеет ли он защитить ее от самого себя? Тогда он выдвинул последний аргумент:

– Я люблю ее.

– Я тоже люблю ее, - уверенно парировал Андрей, не задумываясь ни на миг.

– Вот пусть она сама и выберет, - ухватился, как за соломинку, Тимур.

– Она уже сделала свой выбор.

– Ты?

Андрей на секунду задумался, он не любил врать, кому бы то ни было, ведь Елена ничего ему не говорила, он сам почувствовал. И он остался верен себе:

– Она еще не сказала этого. Но не ты - это точно.

Тимур взбодрился и уже более нагло продолжал:

– Ну, так пойдем, спросим прямо сейчас.

– Парень, ты плохо слышишь? Я сказал: не ты– это точно. Это она тебе сказала. А о себе я спрошу у нее сам, без свидетелей.

– Без свидетелей? Знаем, что делают без свидетелей.

"Ну, все, пора заканчивать", - решил Андрей. Он одной рукой схватил Тимура "за грудки", другой стиснул обе руки, чтоб не сопротивлялся, приподнял его над землей и тихо, но отчетливо сказал: