Еще шла война
Шрифт:
— Вызываю «Юнком».
— «Юнком» слушает. На перекличке присутствуют…
Перед тем как вызвать «Коммунар», Чернобай довольно долго разговаривал с шахтой имени Сталина.
— У телефона начальник шахты Кукушкин.
— Слышу, слышу, — отозвался управляющий, — голос Кукушки мне хорошо знаком. Кукует себе, а яйца за нее кто-то другой должен высиживать. — И уже наседая на голос: — Когда дашь мне положенную добычу?
— Сегодня идет с плюсом, Егор Трифонович…
— Небось плюса того тонн десять?
— Почти угадали —
В репродукторе раздался смех и тут же оборвался.
— У тебя, Кукушка, еще язык поворачивается говорить, что идешь с превышением, — суровым голосом заговорил управляющий, — девять тонн в фонд победы над фашизмом… А задолжали Родине сколько?
— До конца месяца будет тридцать тонн…
— Выходит, заранее спланировал задолженность…
— Простите, вы меня не поняли. Тридцать тонн сверх плана, — поправился Кукушкин.
Но Чернобай уже не слушал его.
— Носить имя великого нашего вождя и так преступно работать, — гремел грозный голос. — Меня все слушают? — вдруг спросил Чернобай. Все шахты включили микрофоны и в один голос ответили:
— Слушаем, Егор Трифонович.
— То, что я говорю, касается не только одной Кукушки, но и других птах. Фронт требует от нас много угля, а мы даем его по чайной ложке. Так дело не пойдет! С этого дня буду принимать самые решительные меры, вплоть до отдачи под суд.
— Судить легче всего, а не лучше бы разобраться, в чем дело, да помочь, — послышался спокойный голос.
— Это ты, Кукушка, так рассуждаешь? — спросил Чернобай.
— Нет, это не я сказал, Егор Трифонович, — робко отозвался Кукушкин.
Репродуктор в кабинете Шугая умолк. Все трое недоуменно переглянулись.
— Интересно, кто же это нашего управляющего отчитал, — почему-то тихо проговорил Шугай, хотя знал — микрофон не был включен.
— Правильная реплика, — вставил Королев, — нельзя так издевательски, грубо обращаться со своими подчиненными.
— И Кукушкин этот чудак, — поддержала парторга Круглова, — над ним смеются, а он угодничает, извивается.
— С нашим Трифоновичем особенно не того… быстро крылья оборвет, — многозначительно крутнул головой начальник шахты и задумался. — А все же интересно, кто его осек? Не иначе, как начальник «Северной» Соломка Антип Васильевич, — словно обрадовался своей догадке Шугай. — Тот может! Соломка всегда рубит сплеча. Ты его знаешь, парторг. Не последнем совещании начальников шахт, — продолжал Шугай, — Соломка обвинил трест в штурмовщине, так его как взяли в переплет: такой и сякой, уголь фронту, дескать, отказываешься давать, объективщик, саботажник. Только что врагом не называли. А ведь начальник «Северной» не в бровь, а в глаз угодил — штурмовщина в тресте процветает.
— И мы с тобой потворствуем ей, — вставил Королев.
— Не потворствуем, а выполняем приказ, — возразил Шугай, — сейчас военное время и распоряжение управляющего равносильно военному приказу.
Репродуктор
— Вызываю «Северную», вызываю «Северную»…
— Сейчас разразится гроза, — подмигнул Шугай парторгу и инженеру и, как бы с удовольствием предвкушая наступающее событие, сосредоточенно уставился на репродуктор.
— «Северная» слушает. У микрофона начальник шахты Соломка.
— Здравствуй, товарищ Соломка, — приветствовал его управляющий, — как твое здоровье?
— Спасибо, не жалуюсь.
Шугай опять подмигнул.
— Видали, какой подходец. Но это только для видимости. Сейчас начнется настоящее представление…
— Как идут дела? — после короткой паузы прогудел голос Чернобая.
— План перевыполняем.
— Знаю. «Северная» редко когда подводит. А вот трест увяз в прорыве. Третьи сутки не сплю из-за этого, — в рупоре слышно было, как Чернобай что-то передвинул на столе, шумно вздохнул и продолжал: — На отстающие шахты пока надежды мало. Передовики должны нажать, другого выхода в данный критический момент не вижу.
Опять молчание.
— «Северная»! Ты меня слышишь, Соломка?
— Слышу, товарищ управляющий.
— Вот черт с этой техникой, барахлит, — выругался Чернобай и опять «Северной»: — Так вот что, товарищ Соломка, ты должен нажать. Надо давать ежедневно двести тонн.
— Не осилим, — запротестовал Соломка, — у нас кончаются выработки, а новую лаву — южную — еще не привели в порядок.
— Нужно двести тонн, тебе понятно?! — членораздельно произнес Чернобай. — Любыми средствами!.. Где хотите, как хотите! — в репродукторе послышался шелест бумаги. — Вот передо мной план горных разработок твоей шахты. Южную лаву временно прикрой… Перебрось силы вот сюда и сюда — на север. Поднимите оставленные там целики. Это расточительство — бросать такие массивы угля.
— В этих местах запрещена разработка, — возразил Соломка.
— Я разрешаю, — резко отрубил Чернобай, — на два дня разрешаю. Что нужно, чтоб давали двести тонн?
Соломка не отвечал.
— «Северная», ты меня слышишь?! — уже не говорил, кричал управляющий. — Черт знает что, опять, наверное, связь барахлит. Ну ладно, с «Северной» потом закончим. Включайте «Коммунар».
— Я вас слушаю, Егор Трифонович. У микрофона начальник шахты Шугай.
— Здравствуй, Шугай. Ты слышал мой разговор с «Северной»?
— Слышал, товарищ управляющий.
— Так вот, чтоб не повторяться: у меня к тебе аналогичная просьба. Нажми и дай лишку тонн пятьдесят в сутки. Это на каких-нибудь три-четыре дня, пока выберемся из прорыва, а потом опять сядешь на свой план.
Слушая управляющего, Шугай поглядывал то на Королева, то на Круглову, словно ища защиты и совета.
— Ты что там играешь в молчанку, Шугай? — уже с угрозой спросил Чернобай.
— Я вас слушаю, Егор Трифонович.
— Так что, договорились?