Еще шла война
Шрифт:
— Выходит, разгадали твою уловку, — усмехнулся Королев.
— А хотя бы и разгадали, так что, по-твоему, мы бы с тобой эти несчастные тонны нынче не наскребли?
Вошел Катушкин, и Шугай умолк. Болезненный, худощавый, уже немолодой человек остановился у двери. Шугай строго уставился на него.
— Ну рассказывай, Катушка, как ты докатился до жизни такой?
Статистик растерянно молчал.
— Молчишь?.. Учти, я эти несчастные тонны возьму из добычи за сегодняшние сутки. Я как-нибудь выкручусь, но знай: в другой раз проявишь такую «самостоятельность», не помилую. Иди!
Королев и Шугай вместе вышли из кабинета.
Круглова бесцельно бродила по шахтному двору. Ее душила обида и злость на начальника шахты: как он мог так поступить с ней!
Она даже не заметила, как испортилась погода. Замела поземка. Снежные пряди, вырываясь из-под ног, расползались по двору. Густо сыпало и сверху. Татьяна чувствовала, как по разгоряченному лицу текут капли оттаявшего снега, а может, и слезы, но не вытирала их. На эстакаде, куда она зашла, сквозь щели на узкоколейку намело горбушки снега. Здесь казалось холоднее, чем под открытым небом. Откатчицы, закутавшись по глаза, цепляли к витому металлическому канату груженные породой вагонетки, и лебедка медленно поднимала их по крутому взгорью террикона.
Круглова примостилась на одной из них впереди. Напряженно щурясь, посмотрела по сторонам и не увидела поселка. Его заволокло густым снежным туманом. Когда уже подъезжала к верхушке террикона, какая-то фигура, стоявшая у опрокида, крикнула застуженным голосом:
— И принесло же вас в такую заметель, Татьяна Григорьевна.
Женщина приоткрыла закутанное в байковый платок лицо, и Круглова узнала в ней Пушкареву.
Эту женщину она не один раз видела в кабинете Шугая. Забившись в угол, Аграфена могла полчаса и час просидеть молча, безучастно наблюдая за посетителями. Когда все расходились, начальник шахты спрашивал:
— Ну, чего тебе, Агата?
Глаза ее как будто прозревали, становились иссиня-темными, смотрели умоляюще настойчиво.
— Будто и правда не знаешь, зачем пришла, Николай Архипович? — в свою очередь спрашивала она.
Шугай, заметно смущенный, беспомощно пожимал плечами, о чем-то думал.
— Ну, добро, я для тебя что-нибудь придумаю, Агата, — неопределенно и неуверенно обещал он. Женщина нехотя уходила. А спустя день-другой ее снова можно было видеть в кабинете начальника шахты такой же неприметной, выжидающе притаившейся. И только один раз Кругловой довелось увидеть ее иной, но она не сразу догадалась, что Пушкарева была выпивши. Татьяне показалось, что у женщины какая-то личная радость: лицо покрыл легкий темный румянец, глаза горели и смотрели как-то открыто и ясно. Вела она себя не то чтоб развязно, скорее непринужденно: расхаживая по кабинету, передвигала цветы на подоконниках, поправляла ковровую дорожку и даже вытерла пыль с чернильного прибора. Благодарила шахтное руководство за то, что определили ее близнецов в детский дом и ей дали работу по душе.
— На терриконике мне совсем будет хорошо, Николай Архипович, родненький, — и ловила руку Шугая, чтоб поцеловать. Тот прятал руки за спину, насильственно улыбался и умолял:
— Да отцепись ты, Агата. Иди отдохни.
— А я не устала, Николай Архипович, родненький.
И, неожиданно обняв его за шею, звучно поцеловала в щеку и, смеясь, выбежала из комнаты.
…Татьяна
Порожняя вагонетка покатила обратно к подножию террикона, а наполненная породой находилась еще где-то далеко внизу. Пушкарева и ее товарка нырнули в укрытие.
— Давайте сюда, Татьяна Григорьевна, а то зазябнете, — позвала Агата.
Круглова прыгнула в яму, похожую на окоп, до половины прикрытый полусгнившими обаполами и ржавым листовым железом. Здесь было затишно, даже тепло. Прижавшись друг к дружке, женщины разговорились:
— Ну как, хорошо у нас, товарищ главный? — спросила Пушкарева.
— Плохо, — не приняла ее шутку Круглова.
— Это почему же? — удивилась Агата, все еще посмеиваясь. — Затишек, воздуху сколько душа желает. А вы — «плохо».
— Не шути, Пушкарева, — серьезно сказала ей Татьяна, — разве нельзя было вам будочку соорудить?
— А кто в этом виноват, скажите? — вдруг сердито отозвалась товарка Пушкаревой, стянув с лица грязный байковый платок.
Круглова узнала прицепщицу Ломову.
— Я виновата, — не совсем твердо ответила Татьяна, вглядываясь в лицо девушки, не понимая, как она здесь очутилась, — я и начальник шахты, конечно.
Аграфена не дала ей договорить:
— Да что это вы, в самом деле, наговариваете на себя. На фронте не такое терпят. Тут пули да снаряды над головой не летают…
Круглова привыкла к тому, что все так отвечают, когда речь заходит о трудностях. Сделав вид, что не расслышала ее, спросила у Тони:
— А ты как сюда попала, Ломова? Ты же работала на прицепе. — Девушка опустила глаза, прикрыла лицо платком и ничего не ответила. Круглова почувствовала, как Агата слегка толкнула ее локтем, мол, ни к чему этот разговор, и, подмигнув, предложила напарнице:
— По маленькой, что ли, Тонька, а то карета наша вот-вот приползет, — и тут же вынула из-под навеса флягу, взболтнула ее, открутила алюминиевую пробку и налила в нее с глоток желтой, как спитой чай, жидкости.
— Пей, — протянула она «бокал» напарнице.
Та опрокинула в рот содержимое и, болезненно морщась, не раскрывая глаз, передала опорожненную крышечку товарке. Агата выпила и хотела уже закрыть флягу, но, взглянув на Круглову, передумала:
— Выпьете, Татьяна Григорьевна?
— А что это?
— Самограй, первачок, — просто, даже с некоторой гордостью ответила Пушкарева.
— Самогон? — испугалась Круглова, — вы во время работы пьете?
Агата простодушно улыбнулась.
Круглова, сидя в укрытии, думала: почему Ломова вдруг оказалась здесь? Не узнав, ей не хотелось уходить. Она вспомнила, как однажды (случилось это месяца два тому назад) Тоня вдруг пропала в шахте. Клава Лебедь где только ни искала свою напарницу, но не смогла найти. Ее случайно обнаружили в полуобвалившейся заброшенной выработке. Выработка плохо проветривалась, и от недостатка воздуха Ломова потеряла сознание.