Еще шла война
Шрифт:
Рассказ Горбатюка не мог не взволновать Татьяну, но только ли это растрогало ее?.. И к нему вдруг пришла мысль, что в судьбе этих двух людей есть что-то общее с ее, Татьяниной, судьбой. Война отобрала самое дорогое в ее жизни — мужа и сына. Она такая же одинокая. А кто утешит, кто облегчит ее душевное состояние, вернет ей хоть малую частицу радости, счастье жизни?..
Когда шли на шахту, Татьяна спросила о здоровье Остапа Игнатьевича. Вот уже несколько дней старик не выходил из дому — простыл на сквозняках в кузне и занемог. Когда бы Сергей ни пришел домой, даже в глубокую полночь, после ночной смены, Остап Игнатьевич всегда лежал с открытыми глазами,
— Помирать скоро не собираюсь, Серега, учти. Дождусь сына, свадьбу твою справим, тогда можно и на покой. — И посмотрел на него долгим выжидающим взглядом.
Королев промолчал, думая, на ком Остап Игнатьевич собрался женить его?..
Не поинтересуйся Круглова стариком, Королев сам бы напомнил о нем. Не проходило дня, чтобы он не спросил о ней, не передал поклон.
— Передайте ему, пусть поправляется, — сказала Татьяна. — Я обязательно зайду проведать.
Пока шли и разговаривали, Сергей чувствовал какую-то странную скованность, чего прежде никогда не замечал за собой. Видел, что и она, Татьяна, была настороженно сдержанной, все время избегала его взгляда. Ему невольно вспомнилось недалекое прошлое, когда они жили в одной квартире, одной большой семьей. То было время простой хорошей дружбы, когда ничто не мешает быть самим собой, говорить все, о чем думаешь. Даже подтрунивали, шутили друг над другом. Теперь все это будто отдалилось, стало только приятным воспоминанием…
Когда Королев пришел домой, все уже спали. Один Остап Игнатьевич ворочался в постели, тяжело, надсадно кашляя.
Сергей тихо улегся и ждал, что старик вот-вот заговорит о Татьяне. Ждал, и все время почему-то боялся этого разговора.
Но Остап Игнатьевич ни о чем не расспрашивал. Видимо, совсем было плохо ему.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Незадолго до дневной смены Королев решил зайти к начальнику шахты. Кабинет его оказался закрытым. Сергей знал, что Шугай, когда ему надо было без посторонних свидетелей поговорить с начальством по телефону, имел привычку закрываться на ключ, и условным стуком дал знать о себе.
— Горбатюк не заходил? — с ходу спросил он. Шугай отмолчался, сел за стол и, чем-то обеспокоенный, принялся рыться в ящиках стола, мучительно сводя на переносице густые темные брови.
— Ты что, не слышишь, Николай Архипович? — уже начал сердиться Королев. — Через полчаса сменное профсоюзное собрание, а предшахткома как в воду канул.
— Проводить собрание придется без Горбатюка, парторг, — наконец мрачно отозвался тот.
— Опять захворал?
— Не захворал, здоров, но… — начал было Шугай и замялся. Как-то убито посмотрел на парторга и тихо добавил: — Нет у нас председателя шахткома. Арестовали, ясно?..
Королев онемел от ужаса, а потом улыбнулся: ему показалось, что Шугай шутит. Он иногда мог шутить совсем некстати. Но лицо его было серьезное.
— Такими вещами не шутят, — казалось, прочитал его мысли Шугай. — Пришли двое, предъявили ордерок, и извольте бриться. Вот тут сидел Горбатюк, — показал он на стул рядом со своим. — Вот такие-то дела, парторг… — выговорил он вместе со вздохом.
В тот же день, сразу после сменного профсоюзного собрания, Королев позвонил секретарю горкома, рассказал о случившемся. Туманов долго молчал, видимо, затруднялся ответить что-либо определенное. Затем сказал:
Королев часто допоздна засиживался в кабинете — перечитывал горкомовские директивы, просматривал свежие газеты. Дня ему для этого никогда не хватало: выступления в нарядной с информацией о событиях на фронтах, беседы по разным вопросам с людьми отнимали у него почти все дневное время. Теперь же, когда случилось такое с Горбатюком, он с вечера до глубокой ночи никуда не отлучался из своего кабинета, ждал, что вот-вот зазвонит телефон и он услышит ободряющий голос Туманова: ничего особенного не случилось, произошла ошибка, досадное недоразумение.
Но звонка из горкома все не было.
Сидя за столом, Королев невольно прислушивался к соседней комнате. В ней было тихо. А всего несколько дней тому назад оттуда то и дело доносились то строгий, то спокойный голос председателя шахткома, людской говор. Горбатюк редко бывал один. Часто заходил к Королеву посоветоваться или сообщить что-нибудь новое и никогда не сидел на месте, все ходил, нервически подергивая головой. За что могли арестовать Горбатюка? На шахте в эти дни плелись разные слухи: одни шептались, будто он продался немцам, когда во время атаки, раненый, несколько часов оставался на нейтральной территории; иные утверждали, что на председателя шахткома наклеветали злые языки. Последнее — более вероятно. Прямой, откровенной натуры человек, он не терпел людей с нечистой совестью и порой был не сдержан, даже груб с ними. Вероятно, они-то и отомстили ему.
Сегодня, как и в предыдущие дни, Королев до полуночи просидел в кабинете и, решив, что напрасно ждет звонка Туманова, уже собрался идти домой, как вдруг настойчиво, резко зазвонил телефон. Королев вздрогнул от неожиданности и в нетерпении схватил трубку.
— Королев? — услышал он далекий голос.
— Я слушаю.
— Ты здорово занят?
Он не узнал голос Туманова: как будто по-приятельски прост и в то же время холоден. И ответил неопределенно:
— Дел всегда хватает.
— Тогда вот что: приезжай к нам в горотдел КГБ, ты срочно нужен, — говорил далекий голос. — Пропуск тебе уже выписан, зайдешь в седьмую комнату. Жду. — И в трубке раздался характерный сухой щелчок.
Королев некоторое время сидел, точно прикованный к стулу. Он догадывался, что вызывают по делу Горбатюка, но почему именно сейчас, в полночь?
Позвонил в гараж. К счастью, дежурная машина была на месте, и через полчаса он уже ехал в грузовике в Красногвардейск. Сидя в кабине с шофером, с огорчением подумал, что второпях не предупредил мать о своем отъезде, и теперь она всю ночь не сомкнет глаз, будет ждать.
— Знаешь, где помещается КГБ? — спросил Королев у шофера.
Тот, напряженно всматриваясь в освещенную фарами дорогу, не поворачивая головы, ответил:
— Садовая, 19. А что?
— Туда меня подбросишь.
Шофер на секунду скосил на него вопросительный взгляд.
— Небось по делу нашего председателя шахткома вызывают?
— Не знаю, — нехотя отозвался Королев.
Молчали долго. А когда въезжали в город, шофер снова заговорил:
— Запустили слух, будто наш Андрей Константинович немецкий шпион. Какой же он шпион, если весь фашистскими пулями прошит? И душа у него рабочая. Не иначе как наклеветали на человека, гады!
Королеву не один раз приходилось слышать такое, и он все больше убеждался, что с арестом Горбатюка определенно произошло какое-то недоразумение и что ошибка эта обязательно будет исправлена.