Ещё вчера…
Шрифт:
Юрка Попов жил в другой квартире и у него там была своя "тусовка". Чуть позже он начал вращаться в комсомольских кругах, пропадая на всяких мероприятиях. В это время начала разворачиваться кампания "освоение казахстанской целины" и Попов нашел себя в этом благородном деле, яростно агитируя вместе с партийными и комсомольскими высокопоставленными функционерами на митингах и собраниях. Однажды он пришел весь сияющий от счастья и заявил:
– Час назад я поздоровался за руку с самим Семичастным!!!
– А кто такой Семичастный? – без всякого энтузиазма поинтересовался я. Большего удара Попову я не наносил никогда. Он полностью остолбенел и даже задохнулся от моего невежества. Семичастный в то время, кажется, был главным комсомольцем СССР и яростным
Так вот, перед "средними умами" нашей квартиры-общежития после рабочего дня возникал насущный вопрос: как убить время? Особенно остро эта проблема возникала недели за две до получки, когда имеющиеся деньги уже иссякали. У меня такой проблемы "убиения времени" не существовало никогда, но проблема "отсутствия присутствия" средств заставляла меня иногда примыкать к основному ядру нашего жилища.
Кстати, о средствах. Мой оклад 880 рублей был примерно на 250 рублей больше студенческой стипендии, которую я получал на 5 курсе в институте. "В действительности было не так, как на самом деле": доходы стали раза в два меньше. Возросли налоги и расходы из-за другого образа жизни: инженеру надо было приличней одеваться, столовые и харчи в Питере намного дороже студенческих в Киеве, появились расходы на жилье, транспорт, стирку и т. д. и т. п. Кроме того, как работающий я чувствовал моральный долг хоть немного помогать Тамиле и маме. С грустью я смотрел на начинавшие "сечься" рукава своего последнего костюма, приобретенного на выигравшую 500 рублей облигацию: на другой костюм собраться с силами "не представлялось возможным". Правда, родной ВПТИ потихоньку добавлял зарплату: за январь 1955 года я уже получил более 1100 рублей… Чтобы закрыть тему доходов, следует рассказать о неожиданном предложении. Где-то в конце ноября меня вызвали в Кировский районный военкомат. Военком участливо расспрашивал о работе, о зарплате, о жизни, затем неожиданно предложил:
– А не хотите ли пойти служить в Армию?
Он начал перечислять, сколько я буду получать в звании лейтенанта: оклад, доплата за звание, доплата за паек или бесплатное питание, доплата за выслугу лет, бесплатное обмундирование, да там, куда я поеду, – все в двойном размере…
Я категорически и без колебаний отверг все лестные предложения военкома. Я уже не хотел быть военным. Я с интересом занимался своим делом, мне начинал нравиться мой город, тем более теперь мне не хотелось убыть в те места, "где все выплаты в двойном размере".
– Ну, нет – так нет, – разочарованно вздохнул военком. – Пройдите медкомиссию, все офицеры запаса должны ее пройти…
Медкомиссию я прошел и вскоре забыл и о ней, и о предложении военкома: было не до того…
Следует продолжить рассказ, как убивали время "средние умы". Часам к 18-ти общество собиралось дома и начинало "бить копытами": куда бы двинуться. Поиски в карманах показывали, что если скинуться на желанную "полбанку", то завтра не хватит на обед. Принимается решение: просто прогуляться, подышать свежим воздухом. Выходим к Нарвским воротам. Там стоит бочка с разливным пивом (бутылочное бывало крайне редко). Но к бочке уже выстроилась такая длинная очередь "синюшников", что по расчетам мы подойдем к источнику около 23 часов, бочка же закроется в 22. Пытающихся обойти очередь "слева" народ безжалостно одергивает на тему "вас тут не стояло", возле бочки уже назревает мордобой. Уходим, не солоно хлебавши. Я делаю попытку направить нашу энергию на спорт: у входа в фабрику-кухню расположен тир, в котором за несколько копеек можно нащелкаться по жестяным ветрякам, уткам, медведям. При попадании в черный кружок начинали вертеться мельницы, падали медведи, начинали крякать утки и петь петухи. Иван
– Вот если бы на интерес…Младший брат оживает:
– А что? Давай будем стрелять по мишеням! Каждому по пять пуль. Сколько не добрал до 50-ти – столько рублей на бочку!
Брат почему-то посматривает на меня, очевидно надеясь пополнить свой бюджет из моего тощего кармана. В деревне братья слыли охотниками и неплохо стреляли. Деваться без потери лица мне некуда, и я нехотя соглашаюсь. Служитель тира, предвидя оживление своего бизнеса, вешает четыре мишени, каждому выдает по пять ершиков-пуль и раздает пневматические винтовки, предупреждая: "эта центрального боя, эта – под яблочко". Спасибо товарищу Гайдыму, который затащил меня в стрелковый кружок: сейчас на кону, возможно, стоит мой завтрашний обед… Тщательно прицеливаюсь, закрываю глаза и делаю вдох – выдох. После этого прицел не должен сбиться. Если прицел смещается, – значит, положение выбрано неправильно. Мои партнеры уже сделали по одному – два выстрела, а я все еще прицеливаюсь.
– Ну не корову же ты проиграешь, – рычит Иван. – Всего-то полсотни!
У него после двух выстрелов пятерка и семерка, то есть проигрыш уже восемь рублей. У брата и Михаила результаты чуть лучше. Я делаю первый пристрелочный выстрел: у меня семерка на 12 часов. Понимаю, что "тирщик" слегка напутал: у меня винтовка не центрального боя, а "под яблочко". Корректирую прицеливание и всаживаю оставшиеся ершики в десятку или девятку.
Мои партнеры, особенно младший брат Ивана, здорово разочарованы: в банк я должен вложить всего 5 рублей, они втроем – по 15-20. В банке набралась бы приличная сумма более 50 рублей, но таких денег ни у кого нет, и мы принимаем решение: аннулировать все материальные проигрыши. Теперь утверждение этого решения – "по понятиям" – зависит от меня: я выигравшая сторона. Я отпускаю всем, в том числе – себе, все грехи и мы движемся в кинотеатр "Москва" на проспекте Газа. Там три зала и знакомая Михаилу кассирша. Мы всегда можем попасть на ближайший сеанс: они смещены на треть длительности фильма…
Вскоре наше свободное времяпрепровождение кардинально меняется. Михаил приводит в гости свою знакомую – веселую разбитную бабенку. Им больше негде встречаться и мы освобождаем для них на несколько часов маленькую комнату. Веселая Маша готовит немудреный ужин для всех, находятся "средствА" и для остального. Маша понимает, что не может долго оставаться в нашем обществе "эксклюзивом", и на следующий вечер приводит с собой Таню, Таня приводит Веру и Любу, которые в свою очередь приводят своих подруг, вытесняя предыдущих. По выражению О. Генри, это был "трест, который в самом себе нес зародыш собственной гибели".
Удивительно сколько в Питере было непристроенных женщин, нуждавшихся хоть в каком-нибудь мужском внимании! Теперь после работы всегда в нашем жилище были две-три женщины, которые на кухне что-то варили для всех, в ванной что-то стирали или мылись. Ужин теперь был всеобщим и ритуальным, все чаще для ликвидации некоторой первоначальной неловкости стало применяться спиртное…
Женщины утром или поздним вечером разбегались по своим домам. На следующий вечер все начиналось сначала, иногда – с частичной заменой участниц… По выходным "тусовка с фуршетом и развлечениями" начиналась почти с утра…
Среда неумолимо засасывала. С грустью я вспоминал наше студенческое общежитие в Киеве, где поздними вечерами все работали, где было по настоящему весело, а малые дозы спиртного принимались только по большим праздникам.
Я начал "выходить из пула", хотя деваться мне было некуда. Помог Валера Загорский, добрый и деликатный мужик. Как-то незаметно мы поняли, что мы "одной крови". Мы одинаково относились к работе и еще к тысяче вещей.
Горячая дружба Валеры и Попова кончилась внезапно почти анекдотическим случаем. Валера пригласил после работы Попова в полулегальную баньку, которую руководство цеха устроило в одном из подсобных помещений. Попов отказался: у него не было полотенца.