Эскиды
Шрифт:
— Никто без тебя не дрался! Ляг! Петух выискался! У нас уже три дня как затишье. Варкула со своими волотами отступил к лесам Ризалия. Им сейчас не до нас. Руевит теснит армии Зирфы и Корша во всех направлениях. Войско Перуна стоит в Северной Долине у берегов Лавийи. От Дашубы вчера после вечерней зари соловей принёс благие вести. Похоже Поревит — наш союзник, а, значит, через Южные Врата Асень не пройдет…
— Похоже! Если! — Немиза залпом опрокинул поднесенную лаумой чашку с укрепляющим снадобьем и бессовестно сверкнул темными глазами. Облачная дева густо зарделась и поспешила прочь. — Тебя послушать, так мы вот-вот победим и без «Десницы Сварога»!
Лиалин на мгновение замолчал. Как же он надеялся, что Немиза удовольствуется только его вестями… Лин вспомнил свои ощущения,
— В общем и целом — да! — уверенно соврал он. Поправив серую сбившуюся простыню у спящего молодого волота, Хранитель почти неощутимым прикосновением свел безобразный ожог с его лица. Волот глубоко вздохнул могучей грудью, но не проснулся. — Пойду к Зоре, — сообщил он, доедая изрядно поостывшую похлёбку и направляясь к дверям. Окрик Немизы остановил его уже у самого выхода.
— Лин, как мы победили хал?
Лиалин замер на ходу, но не обернулся:
— Мы не побеждали. Зоря предложила попросить защиты у Ирия, и мы попросили. Мы живы… — Лиалин толкнул двери и поспешно вышел.
В Большом зале Башни собрались все, кто ещё был жив. Никем не замеченный Хранитель сел на узкую лавку у стены. Хорс отчаянно спорил с Радогостом и Ситомиром. Древний старец в гневе ударил об пол деревянным посохом и приказал обоим молодым Повелителям замолчать. «Никто не покинет Башню без приказа Дашубы!» — донеслось до Лиалина. Судя по вытянувшемуся от разочарования лицу Леда, стоявшего рядом, приказ пришелся ему не по вкусу — он рвался в бой, на равнины.
— Почему я обязан тебе подчиняться? — не выдержав, возмутился юный вояка. — Спроси у них, хочет ли кто-нибудь запираться в этом склепе! Нет! Мы должны быть там, где бьются наши братья, а не стеречь эти никому уже ненужные развалины!
По залу прокатился глухой гул одобрения, распаляя Леда всё сильнее. Загородив его от толпы, вперед вышел Прове и безуспешно пытался объяснить, что эти «развалины» в случае поражения их войск — последняя надежда на выживание. Его никто не слушал. Лиалин мысленно покачал головой. Вот уж Лед не прав, так не прав! Затишье-то временное. Ещё пара- тройка тихих деньков, а потом будет бой. Последний бой с варкулотами. Лиалин встал, решив остановить бессмысленную перебранку, когда услышал, как Ситомир отпускает его друга на все четыре стороны, хоть одного, хоть с волотами. Хорс, зло встряхнув головой и обдав старца потокам искр, круто развернулся и вышел вон. В зале на мгновение стихло и тут же разразилось десятками взволнованных голосов. Взмахом руки приказав всем расступиться, Ситомир покинул зал. Лиалин прислушался — началось обсуждение укрепления Башни, и торопливо вышел за старцем.
Тёмный коридор освещался только дрожащими бликами факелов. Шелест одежд и мерный стук посоха об пол позвал Хранителя под пыльные своды разрушенного крыла. Сверху сорвалась стая серых птиц и протяжными криками умчалась вдаль. Лиалин вздрогнул от неожиданности, но заставил себя успокоиться и осторожно постучал в единственно уцелевшую дверь. Дверь тихо скрипнула и подалась внутрь. Лиалин недолго думая вошел, старец склонился над огромной книгой, лучинка тревожно затрещала, откидывая на толстые страницы неверный свет. Перо снова и снова обмакивалось в изящную чернильницу из черного серебра и опускалось на белоснежные листы. Старец даже не поднял головы, хотя Лин был уверен, он его заметил. В крошечной (если такие вообще есть в Башне Хорса) комнатке оказалось на удивление тепло, однако огня, кроме той лучинки, Лин не заметил. На полках стояли и лежали толстые и тонкие тома в кожаных переплётах с металлическими тиснениями букв. Хранитель провел по ним пальцем, оставляя за собой на приличном слое пыли неровную полосу, и склонился над старцем. «Он склонился надо мной и ждал ответов. Бирюзовые глаза горели отнюдь не привычной добротой.
— Думается мне, что имею, — Лин хотел сказать что-то иное, но получалось только то, что он уже когда-то прочитал. Хранитель глубоко вздохнул, приводя мысли в порядок. С тех времен сохранилось несколько летописей с описанием событий тех — этих- времен, так почему они не могут вписать его имя в анналы своей истории. Только, если помнится, тот Целитель погиб, отдав свою жизнь его бабке…Зоре то есть…Значит, это я…Что ж… Так тому и быть! Вот только…
— Зачем ты отпустил Леда, Ситомир?
Старец отпустил перо и взглянул на Хранителя, и была в его взгляде мудрость веков. А перо не упало. Оно замерло. И стоило старцу заговорить, как на бумаги сами собой начали проявляться слова.
— Очень скоро свершится судьба нашего народа — я это чувствую, а такие речи могут навести смуту среди волотов и обречь нас на поражение. Поверь, Целитель, иногда лучше сразу избавиться от одного пальца, чем в надежде излечить его потерять всю руку. — странные тени плясали на его лице, и Лин не мог понять, то ли он издевается, то ли грустит…
— Куда он направляется? — процедил сквозь зубы Хранитель, злясь на себя, что книгу не дочитал, злясь на старца за его всезнающее молчание, но больше всего злясь на Леда, на его ненасытный битвами нрав!
— В низину между Лаазэлем и Тарсиром — гаванью. Там собираются армии Ния и Яссы, — старец что-то вписал в книгу и вновь поднял на Лиалина выцветшие от времени глаза.
Лиалин судорожно вцепился в край стола. Серебряная чернильница дрогнула и едва не опрокинулась — старец успел вовремя поймать.
— Они же там все погибнут! Все! До единого! — он отшатнулся от старца и схватился за голову. — Как я мог забыть! Ситомир, там ловушка!..Ловушка будет! Понимаешь, холмы — это не холмы! Их перережут, как цыплят! Надо предупредить Зирфу! Ситомир…
Явно не одобряющий затею и, твердя, что нельзя вмешиваться в течение времени, старец все же оторвал от страницы полоску, быстро начертал на ней несколько слов и, свернув трубочкой, крепко привязал шелковой нитью к лапке крупной вороны. Птица внимательно вслушивалась в распевные слова старого Повелителя и, тихо пророкотав, словно говоря, что всё поняла, сорвалась с руки и исчезла в окне.
На площади громко ржал и бил копытами могучий конь, черные глаза его полыхали огнем. Лед закрепил на седле перевязь с боевым топором. Перекинув через круп скакуна двойной мешок со всем необходимым, он взглянул на гаснущую вечернюю зарю. Скоро можно будет покинуть эти позабытые даже врагами обломки. Красноватый свет заходящего второго светила высветил все до единой раны некогда прекрасной Башни. Лед потуже затянул подпругу. Никто, ни один не пошел с ним — побоялись Радогоста! Здесь и охранять-то нечего! Все бои — на равнинах! Лед глухо зарычал от переполнявшего его гнева и рывком скрепил фибулой с самоцветными каменьями у шеи затканный красным золотом плащ-полотнище.
— Если я попрошу тебя передумать? — рука Хранителя просяще легла на покрытое бронёй плечо друга.
— Я не останусь! Это мой выбор! Я чувствую, что нужен на равнинах! — Повелитель стряхнул ладонь Лина, но тут же смягчился. — Прости мне мой гнев. Я бы хотел быть с тобой, но остаться не могу, тебя же не пустят со мной Зоря и Ситомир. Так что… — Лед надел на голову сфероконический шлем с бармицей — кольчужным полотном, прикрывавшим шею и голову сзади и по бокам. Нижний край шлема, стянутый обручем, украшали рубины и золото.