«Если», 2002 № 04
Шрифт:
— Вставай, — велел философ. — Идти сможешь?
— Ты кто? — спросил лежащий.
— Свой… Держи.
Сделав шаг, философ протянул беглецу руку. Но тот, скотина неблагодарная, попытался, зацепив его правую ногу своей правой же, левой брыкнуть в колено.
Беглец имел мало опыта в проведении подобных приемов, а философ, наоборот, опытом обладал значительным. Когда прием был завершен, оказалось, что беглец брыкнул воздух.
— Кретин, — сказал философ. — Давай вставай, пока этот не оклемался. А то мне его прикончить
— Ты кто? — спросил беглец.
— Какая разница? Вставай теперь сам. Только тихо.
Он перевернул обмякшего противника на спину, уверенно сунул руку ему в правый нагрудный карман, достал маленькую рацию и сразу нажал нужную кнопку.
— Шестнадцатый, Шестнадцатый, я Сорок третий, что случилось, Шестнадцатый? — очень отчетливо произнес мужской голос.
— Слышал? — спросил философ, выключая рацию. — Они его уже ищут. И у них есть прибор ночного видения, по меньшей мере один. Надо убираться.
— А это? — спросил беглец, имея в виду рацию.
— Это с собой возьмем. Пригодится. Ты — Костомаров?
— Откуда ты знаешь?
— Лешка сказал. Сказал, что тут еще должны быть Аркан Фоменко, Вовчик Куренной и Витька Костомаров. Видишь — запомнил.
— Где Лешка? — поднимаясь с кряхтением, которое помогает скрыть болезненный стон, спросил Витька.
— Потом расскажу. Помолчи…
Философ прислушался. В лесу было тихо, и он опять включил рацию.
— Шестнадцатый, Шестнадцатый! Я — Шестой! Ответь немедленно! — это был уже явно голос командира.
— Шестнадцатый, Сорок третий и Шестой. Только трое провалились, что ли? — спросил философ.
— Откуда я знаю! По-моему, их больше было. Кто-то же отрезал меня от Фоменко!
— Не ори. Вы были вдвоем с Фоменко?
— Какое твое дело?
— Зачем ночью вдвоем по большаку разгуливали?
— Надо было — и разгуливали. Где Лешка?
— Нет Лешки.
— Как — нет? А Машка где?
— Ты, Костомаров, ля-ля будешь или из леса выбираться? — хмуро спросил философ. — Пошли. По дороге объясню.
— Да кто ты такой?
Философ тяжко вздохнул.
— Егерь я здешний… то есть тамошний… Когда вся эта заваруха случилась, и меня вместе с вами занесло. Удостоверение, что ли, предъявить?
Витька тоже вздохнул.
— Пойдем, — сказал он. — На хрена тут удостоверение.
— Вот и я так считаю.
— Фоменко жалко… Послушай, ты точно про Машку ничего не знаешь?
Философ помотал головой.
— Не скули. Насчет Фоменко еще ничего не известно. А Машка твоя могла остаться там.
Оказалось, что Костомаров прилично ушиб ногу и быстро идти не может. Философ покрутил круглой башкой. Но в любом случае быстро идти они не могли — темнота только и знала, что подсовывать колдобины и отполированные временем изгибы вылезающих из земли корней. Философ шел первым, Костомаров плелся за ним. Вдруг лес слегка осветился — в небо взмыла
— Ого! — сказал философ. — Совсем обнаглели. Интересно, сколько их?
— Нам бы до утра продержаться, — ответил Костомаров. — Я уже здешний костюм добыл, могу и днем ходить, а они, дураки, в камуфле. А ты?
— Я тоже по-здешнему хожу. Где вы с Фоменко столько времени пропадали? Я думал, не дождусь вообще никогда.
— А ты нас?.. — тут до Костомарова дошло. — Так это ты?.. На паперти?..
— Я. Меня Лешка научил.
— А?..
— Потом.
Философ привел Витьку туда, где поселился сам, — в сарай при мельнице. Дал дворовому псу обнюхать гостя, потом завел Витьку вовнутрь, соорудил ему ложе и сам повалился рядом. Выкопав в сене нору, пристроил туда фонарик и зажег ненадолго. Свет шел такой, какой мог пробиться, — слабенький, но его хватало и не было видно снаружи. Теперь они впервые смогли разглядеть друг друга.
— Как тебя звать? — спросил Витька.
— Феликс.
— Что так?
— Батька поляк был. Меня и в католичество покрестили… Ну, значит, из всей вашей компании ты один уцелел. А Лешка… Ну не было у меня тут ни шприцев, ни антибиотиков!
— Ясно…
— У него две пули в бедре сидели. Да еще — сам знаешь, что… Вот ты на сколько выпал?
— Откуда я знаю! Меня Фоменко спас — он раньше очухался, подобрал меня, оттащил от дороги, завалил сеном и сел ждать. Два дня караулил. А ему самому повезло: выпал, как ему кажется, всего часа на два, и потом голова полдня болела. А ты?
— Я? Черт его знает… Когда оклемался — оказалось, я себе чуть ли не окоп в полный профиль отрыл голыми руками и там сидел. А сколько просидел — сам не знаю. Мне потом Лешка объяснил, что это было выпадение… — Феликс посмотрел на Витьку, помешкал, но все же задал свой вопрос: — Ты тоже почувствовал?
— Страх, что ли?
— Ну, что-то вроде.
— Еще как почувствовал! А Лешка?..
— Лешка меня научил. Успел. Тут, говорит, еще наши должны были оказаться. А есть такое правило: если в лесу от своих отстал, никуда не дергайся, сиди на заднице, за тобой вернутся. Они, говорит, будут знать, что я никуда не ушел и где-то тут их жду. Они меня найдут… Ну, много чего еще говорил, потом бредил.
— Так это он тебя научил про пятна и про Оккама?
— Не умножай количество сущностей сверх необходимого? Он.
— Это бритва Оккама… — борясь с собой, прошептал Витька. — Был такой англичанин Оккам…
Голос сорвался.
Философ по имени Феликс погасил фонарик. Некоторое время он Молчал, давая Витьке возможность совладать с собой.
— Я понял, что в одиночку отсюда не выберусь. Думаю: как вас отыскать? Вот, сидел на паперти, про небесные пятна толковал. Пророчествовал… — тут Феликс тихо фыркнул. — Думал, пойдут обо мне слухи, может, до вас доберутся.