«Если», 2008 № 11
Шрифт:
— Хорошо, поняла. Но что все это значит?
— Это значит, что они перемещали около семисот человек в минуту. — Он так и брызжет энтузиазмом. — Если они проделали все за двадцать четыре часа. Но я думаю, это происходило на протяжении нескольких дней, а не одних суток. Выходит, меньше ста человек в минуту, поэтому я прикинул, что это, наверное, их максимальные мощности. Все это я объяснил тому бездомному, а он промолчал, но среди ночи мне позвонили!
Я задумчиво киваю, не зная, как реагировать.
— У них эффективная администрация, — продолжает Грегори.
— Вполне
Грегори хмурится.
— А чем занимается Консульство охраны культуры завоеванных народов?
— Грабит и расхищает, — говорю я гораздо легкомысленнее, чем следовало бы.
Седьмого июля лунное затмение будет видно на большей части территории Австралии и обеих Америк, и инопланетяне займут более двух тысяч акров пустыни Сахара под строительство космопорта.
Июль я употреблю на прощание с моей жизнью на Земле.
Мы с Джимом встречаемся в последний раз, чтобы поделить домашний скарб. Когда я отказываюсь забрать большую его часть, Джим резко бросает:
— Перестань разыгрывать мученицу, Эль.
Это обвинение нарушает хрупкое равновесие. Я швыряю тостер о стол, от которого он отскакивает, как баскетбольный мяч, и разламывается на три части.
— Не обвиняй меня в мученичестве и не зови меня «Эль». «Эль» меня зовут только те, кто любит.
Джим в испуге смотрит на меня. Мы никогда не проявляли жестокости друг к другу. Но, собравшись с силами, он отвечает:
— Господи Боже! Тебе не нужен хрусталь? Ты же любишь хрусталь. Слезай со своего креста и забери чертов хрусталь!
— Я любила хрусталь, потому что это был наш хрусталь. А просто хрусталь я не люблю настолько, чтобы хранить тридцать лет, на которые рассчитан контракт с моими инопланетными хозяевами.
— Кем?
Я задумываюсь, не объяснить ли ему все, но в итоге улыбаюсь, оборачивая все в шутку:
— Забирай хрусталь. Возможно, Шелби он понравится, потому что она сможет делать вид, будто и его тоже у меня украла.
Я знаю, что это не так, но Шелби я ничего не должна.
Повернувшись спиной к Джиму и семейной сцене, я уезжаю в старый дом мамы. Там я провожу на озере долгий роскошный июль. Вечерами я сижу на веранде, давая прохладному ветерку смягчать солнечные ожоги, глядя, как полосами гаснут в летнем небе закатные краски. Я стараюсь не верить, что это в последний раз.
Двадцать второго июля состоится полное солнечное затмение, видимое в стране моих предков. С озера его не заметно.
Четырнадцатого августа Юпитер будет в противостоянии к Земле, и я позволю инопланетянам копаться в моем теле.
Точнее, это сделают не сами инопланетяне, а их техники-люди.
В моей палате больницы при космопорте будет еще около десяти человек, и мы станем шутить о том, как инопланетяне перестраивают нас, чтобы мы были лучше, быстрее, сильнее. Но нам не пришивают бионических ног, не вставляют бионических глаз, просто вживляют в туловища биомеханические чипы, чтобы знать, где мы находимся, биомеханические порты в руки, чтобы мы могли эффективно взаимодействовать с новыми цифровыми наладонниками. Плюс полная генная
— Неужели сработает? — спрашивает доктора Эдгарса моя соседка Тина, пока мы сидим бок о бок в лаборатории. — Я проживу еще девяносто лет? Без всяких болезней?
Тина бросает на меня многозначительный взгляд, проверяя, слушаю ли я. О страховке здравоохранения мы говорим каждый вечер перед сном, с тех пор как приехали в космопорт.
— Вы не умрете от старости. Не умрете от генетических заболеваний, — отвечает доктор Эдгаре. — Смерть при исполнении служебных обязанностей… трудно сказать. Оживление принудительно на весь срок контракта, но когда выйдете на пенсию, сами будете решать.
— Принудительное оживление?
— Попытаться мы должны. Лично я сомневаюсь, что даже инопланетяне способны воскресить человека, которого разнесло в клочья.
— А насколько часто археологов «Синдиката» разрывает при исполнении? — спрашиваю я.
— Понятия не имею. Я здесь только несколько месяцев. — Доктор Эдгаре бесцветно улыбается. — Но ни одного археолога я пока не потерял.
В сентябре Уран будет в противостоянии семнадцатого числа, а я не встретила еще ни одного инопланетянина.
За занятиями по ксеноакклиматизации проходит большая часть месяца. Нам показывают картинки, потом фильмы, потом трехмерные проекции различных инопланетных рас, входящих в «Синдикат Звездного пути»: двуногих луриан, чья нервная система в общем и целом похожа на нашу, и кальмарообразных тксайков, чьи глаза и визуальное восприятие почти идентичны нашим. Подчеркивается сходство, различие затушевывается.
Есть также вводный курс по корпоративной структуре Вселенной. Мы узнаем, что каждая раса подчиняется «Синдикату» на период службы, рассчитанный исходя из существующей у нее базовой системы счисления и отрезку времени, который соответствует продолжительности жизни одного поколения, но не превышает определенного факториала числа пальцев на доминантной руке. Самый важный из доступных примеров: людей будут держать в рабстве три тысячи триста лет, период, соответствующий сотне поколений (сто значимо в нашей базовой десятичной системе), но наше служение в любом случае не может превышать пяти тысяч лет (пять пальцев на одной руке). Эта система, насколько я могла определить, весьма спорна, но суть проста: рабство человечества будет продолжительным. Таковы завоевание и порабощение.
Когда срок истечет, человечество получит право на наградное членство в «Синдикате», к тому времени нам также дадут возможность создать собственный синдикат, если сумеем уговорить присоединиться к нам, по меньшей мере, две расы. Разумеется, синдикаты действуют не в вакууме: всякий является членом консорциума, а каждый консорциум подотчетен следующей инстанции — коротко говоря, миром правят масоны, как я всегда и подозревала.
— Типичная пирамида, — качает головой Кора Марч, пока мы отдыхаем в буфете после занятия вводного вспомогательного курса. — И как это меня рекрутировали продавать «Эмуэй»?