«Если», 2012 № 12
Шрифт:
Она раздавила капсулу под носом, энергично вдохнула и едва не рухнула в обморок. Мигом по кровеносной системе разбежались наноагенты, не столько сражаясь с предыдущей высокотехнологичной ордой, сколько побуждая кровеносную систему избавляться от чужеродных тел быстрее, чем кровь совершает полный цикл.
Нахлынула волна кромешной тоски. Андреа «поплыла», в голове так сильно запульсировало — казалось, череп лопнет от этих ударов. Уперевшись ладонью в стену, советник кое-как выпрямилась; при этом она до того себя возненавидела, что лицо исказилось в дебильной гримасе.
Снова
— Андреа, что случилось?
— Вы меня свяжете с зиннскими властями. Не утром, не когда глаза продерете, не после моих объяснений, а сейчас. Главная задача — добраться до Кормильца Узников, но я готова говорить с кем угодно из руководителей проекта. Мое требование не обсуждается, оно должно быть выполнено во что бы то ни стало, иначе вы будете обвинены в противодействии делу государственной важности. Ответ должен быть готов через пять минут.
И она отключилась.
Пять минут ждать не пришлось, Вальсик уложилась в две.
А потом Андреа летела. И вовсе не в таком гостеприимном окружении, как накануне, когда ее везли до нового дома Саймона Фарра и обратно. На сей раз ни общительных детей, ни дипломатов, светской беседой наводящих лоск цивилизации на самую что ни на есть дикарскую сделку. В этом летательном аппарате не было даже человеческих сидений, и Андреа, пока расхаживала взад-вперед, сгрызла ногти до крови.
Вместе с ней на борту находился только один пассажир — зинн, представившийся обычной чередой неопределимых звуков, но затем любезно предложивший называть его Эскортом. Далее он сообщил, что имеет родственную связь с Кормильцем Узников, принадлежа к генеалогическому дереву, которое своими многочисленными ветвями пронизывает все четыре пола зиннского народа. К тому времени, когда он закончил второе предложение, Андреа была готова на стенку лезть от злости и скуки.
Она резко перебила говоруна:
— И это означает, что вы в родстве с Первой Данью?
— Разумеется. Самое прямое отношение к ее родословной. В нашем обществе такая связь не менее прочна, чем в вашем — между двумя детьми, произведенными на свет одной родительской парой. Я всегда ценил свою родственницу, прекрасно сознавая важность ее задачи.
— Вы любите Первую Дань?
— Когда она была совсем маленькой, мы играли вместе. Отменное развлечение. Ведь у нас теперь так мало юных…
— Отменное развлечение — это с игрушками. А Первая Дань — разумное существо, одна из вас. Вы ее любите или нет? А-а, чтоб вас! Я ведь даже не знаю, что ваш народ подразумевает под словом «любовь». Желаете ли вы долгой и счастливой жизни этому ребенку? Вам интересно хоть самую малость, что его ждет?
Эскорт ничего не ответил, только голову набок склонил в недоумении столь явном, что в других обстоятельствах это показалось бы милым. То ли в запасе слов коммерческого хомосапа не нашлось подходящего толкования, то ли он утратил дар речи, сраженный пылкостью Корт. А может быть, искал себе оправдание — почти любой правительственный функционер, вынужденный
Андреа, чьи руки никогда не бывали чисты, проговорила:
— Оставьте меня в покое.
Он подчинился.
Полет продолжался в угрюмом молчании. Но перед самым прибытием Эскорт снова пошевелился и сказал:
— Хочу задать вопрос и надеюсь не рассердить вас этим.
— Ну, раз хотите, задавайте.
— К данному проекту я имею лишь косвенное отношение, но мне он весьма по душе. Поэтому я не пожалел досуга на ознакомление с историей вашего народа. Мне известно, что некоторые из человеческих правителей расправлялись с детьми: приказывали топить их, сажать на кол, душить газом в камере. Даже те империи, которые считались у вас справедливыми, вели войны, используя бомбардировки городов, уничтожали врагов без счета. И люди, творившие такие злодеяния, возвращались по домам и встречали не гнев, но радость своих родственников. Верна ли моя оценка фактов?
— Верна, — ответила Андреа. — Это и есть ваш вопрос?
— Но почему убийцы не покончили с собой от стыда? — спросил зинн.
На это советник ничего не сказала. Она отвернулась, уткнулась взглядом в менее серое пятно на тусклом борту. Жалко, что зинны не изобрели для воспоминаний такой же селективный фильтр, как и для твердых предметов.
Через несколько минут Эскорт сообщил:
— Мы на месте.
Андреа не ощутила посадки.
— А где Кормилец Узников?
— Он не мог выйти на связь с вами, пока вы не закончили дело. Это было бы влиянием на поведение наблюдаемого объекта.
Ну да, конечно. Как же иначе.
За этой серой дверью не тюрьма, а зоопарк. Созданный специально для того, чтобы зинны смогли увидеть истинную натуру Саймона Фарра. И его новые хозяева, конечно же, не намерены никоим образом вмешиваться в то, что делает этого человека таким особенным в их глазах.
Особенным… Но не уникальным. До тех пор, пока на этой планете находится советник Корт.
От этой мысли она так люто возненавидела спутника, что готова была прикончить его прямо в сиденье-петле. Но злость надо поберечь, она может вскоре пригодиться. А потому Андреа лишь оскалила зубы — возможно, этот зинн достаточно изучил человеческие повадки, чтобы отличить такую мину от улыбки.
— Представление начинается, — буркнула советник.
Она пружинисто приземлилась на светлый песок девственного пляжа, и сразу на нее обрушился жар тропического солнца. Вроде и рассвет закончился недавно, а воздух до того разогрет, что кожа тотчас покрылась испариной. В какой-то дюжине шагов манила густой тенью пышная листва опушки. Там же сердито заголосили птицы, или как они тут называются, — не обрадовались незваной гостье. Советник глянула налево-направо. Вроде и неприятно, когда сзади маячит чужое транспортное средство, но это и успокаивает слегка: тыл, как ни крути, прикрыт. Теперь собрать волю в кулак — и вперед, в глубь острова, навстречу неведомым опасностям. Даже, быть может, сам Фарр выскочит навстречу с импровизированным оружием и попытается уложить ее на месте.