«Если», 2017 № 02 (249)
Шрифт:
Нордстрем почувствовал себя уязвленным, чего с ним давно не случалось.
— Да как вы не понимаете? — воскликнул он с необычной для себя горячностью. — Выжить там невозможно! Замерзшее море! Дикие звери! Растения не приживаются! Почему вы думаете, колониальное управление выдало вам концессию на поселение за полцены?! Вы будете пятыми, кто попытается освоить Хель! Пятыми! Там были канадцы! Их я сам вывозил! Обмороженные, плачущие!
— Слабаки, — бас у отца Васильевича оказался еще мощнее, чем у боцмана. — Истинной веры не знают, — и он перекрестился
— Вот-вот, — тенорком поддержал Урсун, и бубен в его лапке снова звякнул.
— Эти ребята живут в таких условиях столетиями, — проговорил Семен задушевно. — Да и мои предки в Якутию прибыли четыреста лет назад, и ничего, приспособились, ха-ха. Так что иди, кэп… Ты нас встретил, а дальше мы сами справимся.
Нордстрем едва не лопнул от ярости: они будут ему указывать?
Но тут в дело вступил Куниц, то ли австриец, то венгерец, и спас ситуацию.
— Разрешите начать погрузку, гражданин капитан! — рявкнул он, отдавая честь.
— Я… вы… — тут Нордстрем осекся: чего толку спорить с умственно отсталыми персонажами, пусть увидят Хель своими глазами. — Черт возьми… Они… Разрешаю. Приступайте.
И развернувшись, он зашагал прочь.
Ничего, он еще заставит этих типов уважать себя!
* * *
В рубке помимо Фернандао капитан застал одного из близнецов-пилотов, Ахмеда, — типичного немца, смуглого, чернявого, упертого мусульманина, способного затеять молитву посреди хитрого субпланетарного маневра.
Второй брат, Мухаммед, в этом плане отличался большей надежностью.
— Ты чего здесь делаешь? — буркнул Нордстрем. — Тебе на вахту через три часа…
— Любуюсь, — отозвался пилот, указывая на главный экран, куда сейчас выводилось изображение с одной из погрузочных рамп. — Капитан, вы уверены, что это не зверинец? Или, может быть, цирк?
Шагая от третьего трюма до рубки, Нордстрем успел остыть.
Сейчас, едва глянув на экран, он вновь закипел от бешенства — по рампе ехал робот-погрузчик, волочивший за собой вереницу тележек, часть из них выглядели нормально, сплошь контейнеры разного цвета, зато на других покоились даже не клетки, а переносные вольеры, и в тех — мохнатые большие собаки, такие же мохнатые пестрые коровы, бурые и серые коренастые лошади, маленькие олени с ветвистыми рогами.
— Э-э-то ч-то-то? — проблеял капитан. — От-ку-куда?
— Спецификации не читаем? — спросил Ахмед и, прежде чем Нордстрем успел одернуть потерявшего всякую наглость пилота, добавил. — О, муэдзин закричал. Намаз.
И, бухнувшись на колени, прямиком на ловко выброшенный из кармана коврик, он принялся бить поклоны. Все, теперь с ним не заговоришь, пока молитва не закончится, иначе комиссия по толерантности возьмет тебя за горло, обвинив в ограничении религиозной свободы.
Смерив Ахмеда взглядом, Нордстрем отвернулся.
— Боцман. Что там у вас происходит?! — вызвал он. — Почему звери на борту?!
— Так точно, —
Животный мир боцман предпочитал видеть исключительно на тарелке, в жареном или тушеном виде.
— Не суетись, кэп, — уловив новый источник звука, камера изменила фокус, и на экране появился стоявший рядом с Куницем Семен и еще несколько узкоглазых малорослых типов, по внешности сородичей Урсуна, но одетых вполне по-современному, в рабочие комбинезоны.
— Мне плевать на спецификацию! — рявкнул Нордстрем, перекрывая завывания Ахмеда. — Я тут главный, черт возьми! Подкол не приспособлен для перевозки зверей! Убрать их!
За спинами Семена, Куница и остальных прошагал отец Васильевич: священник бормотал, в одной руке держал некую штуковину на цепочке, из нее валил дым, в другой у него была кисточка, и с нее капала вода. За ним мальчишка лет десяти пронес ведерко.
— Это еще что там за цирк?! — добавил Нордстрем.
— Это религиозный обряд, — невозмутимо сообщил Семен. — Там еще Урсун. Ха-ха. Духов злых гоняет. Поет, танцует, грибы жжет, все как надо. Это тоже религия.
Знает, подлец, свои права, и то, что капитан против комиссии не попрет!
— А как же без коров? — подал голос один из якутов, которому на вид было лет двести. — Не выжить без них никак. И без собак нельзя тоже. Кто упряжки таскать будет? Так что не сердись.
— Вот-вот, — поддержал Семен. — Понимаешь, колониальному управлению очень нужно, чтобы на Хель возникло поселение, причем не на год, не на два, а навсегда, ха-ха. Поэтому оно нам все разрешило, все бумаги подписало. А без оленей и лошадей никак нельзя. Без них придет страшный зверь песец и…
— Наступит? — безнадежно предположил Нордстрем, сжимая кулаки.
— Вот видишь, ты понимаешь! — возликовал Семен. — Сообразительный парень!
Краем глаза капитан поймал любопытный взгляд Фернандао — наверняка то раздумывало, шарахнет ли начальство вотпрямсчас удар и вызывать ли доктора, или можно чуток погодить. Искушение рявкнуть как следует, чтобы колонисты поняли, кто тут хозяин, Нордстрем удушил, но с большим трудом.
Его корабль, его любимую «Свободу», на которой он летает уже пять лет, превращают в помесь хлева и цирка?! А он ничего, совсем ничего не может сделать!
Хотя нет. Может, по крайней мере, не потерять лицо.
— За чистотой будете следить сами, — сказал капитан почти спокойным голосом. — Ветеринара у нас нет, так что лечить зверей, если что, будете тоже сами. Ну и главное… Если только ваша живность кому помешает, я ее за борт своими руками выкину. Ясно?
— Заметано, кэп, — согласился Семен, а якуты важно закивали.
Ничего-ничего, он им устроит провокацию, после которой олени и лайки отправятся исследовать глубокий космос.
Без скафандров.