«Если», 2017 № 02 (249)

Дивов Олег Игоревич

Через пять минут он оказался в рубке, где обнаружил затеявшего очередную молитву Ахмеда — и это в самый неудачный момент, когда нужно взлетать, маневрировать в атмосфере и выходить на траекторию!

Глянув на пилота, Нордстрем ощутил желание врезать ему как следует и неожиданно понял, что теперь боится всякого рода бюрократов куда меньше, чем раньше. Может быть, по той причине, что у него есть лыжи и гарпун, а может, потому, что познакомился с людьми, которые на любых чинуш веками «болт клали», как говорил отец Васильевич, и ничего, выживали там, где никто больше не мог.

— Эй ты, кончай свой намаз-байрам

и быстро за штурвал, — сказал капитан, хлопнув Ахмеда по плечу.

Тот осекся, вытаращил глаза.

Зухра бросила на капитана изумленный взгляд.

— Э… но молитва…

— Сначала — старт, потом — молитва!

— Это угнетение… А если я не послушаюсь?! — визгливо и обиженно, почти как Фернандао, заявил немец Ахмед.

— А если ты не послушаешься, то… придет страшный зверь песец и… наступит! — Нордстрем огладил свои курчавые волосы, и кровожадная улыбка разлилась по его круглому и черному, типично шведскому лицу.

…………………..

…………………..

Дмитрий КАЗАКОВ

____________________________

Дмитрий Львович Казаков, родился в 1974 в Нижнем Новгороде, где и провел большую часть жизни. Работал преподавателем ВУЗа, дайвмастером, в настоящее время — профессиональный литератор. Первая публикация — 1999 год, первая публикация в «Если» — 2009 год (рассказ «День сосульки»).

Автор нескольких десятков фантастических романов: «Чаша гнева», «Высшая раса», «Русские боги», «Черное знамя» и др. Лауреат множества литературных премий: «Роскон», «Звездный мост», «Созвездие Аю-Даг», премий «Книга года» от журнала «Мир фантастики», «Книгуру», «Большая филигрань».

Владимир Васильев

ПЛЕЙСТОЦЕНОВЫЙ РЕЙД

/фантастика

/природопользование

Зонд свалился со стабильной траектории снижения еще над Андами, замедлился до критической над Тихим океаном и в дальнейшем тянул почти точно по прямой на северо-запад, с каждой минутой теряя высоту. Сначала в ЦУД молились, чтобы он дотянул до суши. Потом, когда стало понятно, что в Берингово море ему занырнуть не судьба, молились чтобы не перетянул в Северный Ледовитый. Молились, судя по всему, истово и годно: до океана зонд точно не дотягивал. Правда, потом целых четыре минуты казалось, будто он всем назло занырнет в Колыму, однако до Колымы зонд не дотянул тоже, километров двадцать. Просто в какой-то момент окончательно погасил скорость, после чего четко, будто на генеральной проверке, отработал процедуру управляемой вертикальной посадки.

В ЦУД облегченно выдохнули, зато в отделе полевых операций

немедленно напряглись, поскольку ожидалась посадка куда ближе к столице. Наземных операций в такой дальней дали, аж на границе Чукотки с Якутией, не помнил ни один действующий работник Роскосмоса. То, что зонд сел на территории России, — прекрасно, хотя сядь он в Китае или Монголии, ситуацию это изменило бы не слишком. Китай нынче заселен вовсе не так, как до депрессии. А в Монголии вообще вряд ли кто-нибудь остался. Ну а Россия… Что Россия? В ней и в лучшие-то времена больше ста пятидесяти миллионов не набиралось, а уж теперь…

Главная проблема состояла в том, что восточнее Красноярска у Роскосмоса имелись только законсервированный пост в бывшем Иркутске и формально действующий пост аж с целыми двумя сотрудниками во Владивостоке. Владивосток считался большим городом — в нем постоянно обитало не менее пятнадцати тысяч народу.

Ближайшим заметным населенным пунктом к месту посадки зонда был Анадырь, но, если высылать группу, разумнее было ей лететь, разумеется, через Якутск.

В Якутске никаких постов у Роскосмоса не значилось уже лет семьдесят. По-хорошему, и в столице, и на остальном Урале сейчас вообще плохо понимали, что там происходит и зачем. Знали только, что Якутск до сих пор остается пятнышком «своей» территории посреди бескрайних и безлюдных просторов Восточной Сибири, эдаким цивилизованным анклавчиком. Аэропорт, по крайней мере, там исправно работал и каждую неделю принимал рейс из Ебурга, а каждые две — из Новосиба, Омска и Владика. Стало быть, всегда можно было рассчитывать на дозаправку или срочный ремонт. Ну, или на помощь в случае чего-нибудь непредвиденного.

Непредвиденное прилетело и приземлилось вместе со злополучным зондом. Сел-то он, хвала небесам, штатно, даже контрольный тик исправно отослал. Просто сел совсем не там, где ожидали — в относительно населенной Западной Сибири — а в местах, где на тысячи километров окрест только горы, болота, реки, тайга, вечная мерзлота и уже много лет ни души.

Команда готовить оперативный борт поступила уже через двадцать две минуты после посадки зонда на берегу Колымы.

* * *

— Ну и? — красноречиво вопросил шеф в чине полковника, исподлобья глядя на троих подчиненных — двух майоров и одного штатского.

— Я предлагаю отправить двойку Тарабцева, — скороговоркой выпалил штатский.

— Они же в отгулах! — напомнил один из майоров — тот, что повыше и постройней.

Второй майор, низенький и толстенький, только скорбно вздохнул.

— Ну, а кого еще слать в такие кчертунарога? — вопросил штатский явно риторически. Последние слова он произнес подчеркнуто слитно.

Полковник тяжко вздохнул.

— Двоими тут не обойдемся, — произнес он убежденно. — Пошлем четверых. Тарабцева-Данченко и Фролова с этим… как его… новеньким.

— Сивоконь! — услужливо подсказал штатский. — Лейтенант Сивоконь его!

Поковник досадливо поморщился:

— Да нет, не Сивоконь! Этого… который из Крыма.

— Из Крыма у нас лейтенант Сурнин.

— Вот! Фролова-Сурнина, стало быть.

— Фролов же у нас всегда с Запальским ходил? — осторожно вклинился в разговор толстенький майор.