«ЕСЛИ» №6(208) 2010
Шрифт:
Но зато в 1995 году вышел телефильм «Гаррисон Бержерон» и, можно сказать, одним махом перекрыл все предыдущие (и последующие) неудачи с экранизациями воннегутовской «фантастики». Потому что это и отличное кино, и отличная фантастика, и один из частых случаев в мировой кинофантастике, когда экранизация заставляет поблекнуть литературную первооснову.
Перед нами образцовая антиутопия в духе отцов-основателей жанра — Замятина, Хаксли и Оруэлла. Точнее было бы писать через дефис — утопия-антиутопия, поскольку архитекторам всех литературных антиутопий их творения представляются в высшей степени идеальными мирами, где все организовано предельно разумно, рационально, справедливо. И, разумеется, исключительно для блага человечества,
Те же, кто все равно остается умнее других (и сильнее, и ловчее, и талантливее), попадают в поле зрения особого правительственного департамента, во главе которого стоит главный идеолог (так и тянет за язык назвать его «политтехнологом»!) всеобщей уравниловки. Роль этого Большого Брата прекрасно и точно сыграна Кристофером Пламмером. Когда Гаррисона Бержерона полицейская облава застает в своеобразном «квартале красных фонарей» — в одном из Домов Ума, где можно удовлетворить самые запретные и даже извращенные фантазии (получить девушку, которая сыграет с вами в шахматы или прочитает стихи), — то умник-диссидент попадает вовсе не в застенки, как можно было предположить читателю, воспитанному на классических антиутопиях. А напротив — получает предложение присоединиться к правящей элите! Которая, как и у Стругацких, тоже поголовно состоит из «выродков» — надо же кому-то управлять этой сложной и разветвленной системой тотального промывания мозгов.
А став одним из «неизвестных отцов» (для остального мира он считается умершим), причем отвечающим за главное пропагандистское оружие — телевидение, Гаррисон задумывается. Задуматься есть над чем. Почему в «идеальном мире» все чаще и по все более вздорным поводам (неправильная парковка!) нарушителей закона публично казнят?
«Когда средние люди пришли к власти, они поняли, что у них не хватает мозгов, чтобы сражаться с преступностью — и тогда они начали сражаться с преступниками».
Такая вот фантастика, Америка, далекое будущее… Почему в этом мире одной из главных мишеней правящей элиты выбрана музыка — классическая, джазовая, словом, такая, которая по определению доступна не всем и не всякому. Почему членам правящей элиты запрещено иметь детей. Наконец, почему жизнь в Америке 2081 года, пережившей вторую гражданскую войну, скроена по образу и подобию «благословенных пятидесятых» — золотого века массового потребления.
Подобные мысли, как говорят психологи, ведут к когнитивному диссонансу. Психологической сшибке, которая часто вызывает потребность в акте гражданского неповиновения. Бунт одного из винтиков системы против ее самой, разумеется, обречен на провал. Диссидентская выходка запершегося в телестудии Бержерона с демонстрацией джазовой музыки и предложением согражданам — снять дьявольские наушники и наконец-то послушать и увидеть все богатство мира в его разнообразии — хоть и с запозданием, но ликвидирована. Но создатели фильма, в отличие от автора рассказа, оставили в финале лучик надежды: подростки втайне от родителей просматривают запрещенные видеокассеты. Не порнуху, а запись той самой мятежной телепередачи с джазовой музыкой. Которая является мощным динамитом, подложенным под кажущееся незыблемым здание «общества равных возможностей».
Удача
А возвращаясь к музыке как «инакомыслию», можно привести одно из последних интервью, данное Куртом Воннегутом за год до его смерти в 2007–м. Смерть большого чудака и мистификатора тоже вышла совершенно воннегутовской — результат черепно-мозговой травмы, полученной при падении в собственном доме. А в интервью были пророческие слова: «Какими бы коррумпированными, алчными и бессердечными ни становились наше правительство, наш большой бизнес, наши СМИ, наши религиозные и благотворительные организации, музыка никогда не утратит очарования. Если когда-нибудь я все же умру — не дай Бог, конечно, — прошу написать на моей могиле такую эпитафию: «Для него необходимым и достаточным доказательством существования Бога была музыка».
Вл. ГАКОВ
Александр и Надежда Навара
Побочный эффект
Ворота тюрьмы «Бредшоу» открылись.
Человек глубоко вдохнул, словно ныряльщик перед погружением, и пересек заветную черту. Остановился, высоко задрал голову и, не щурясь, до рези в глазах, уставился на расплавленный шар солнца.
— Удачи тебе, Шон. И до встречи.
Мужчина обернулся.
— Знаешь, босс, у тебя классная тюряга. Просто замечательная. Даже немного жаль, что я ее больше не увижу. Прощай, босс.
— Если бы свиньи умели летать… — охранник улыбнулся. — Ты вор, Шон О'Райли, им и останешься. Помни, ты всегда желанный гость в «Бредшоу». До свидания.
— Прощай, — упрямо буркнул бывший заключенный. Забросил за плечи мешок с пожитками и деловито запылил казенными башмаками напрямик, через выжженную прерию, к проселку. Там, на обочине дороги, стоял потрепанный пикап.
Дверь машины распахнулась, и водитель сграбастал руку Шона здоровенными волосатыми лапищами.
— Здорово, Шонни-бой! Как оно, на свободе-то?
— Еще не понял, Майки, — честно признался тот и залез в кабину.
Водила вытащил из бардачка бутылку «Дикой индейки», свернул «птице» черную головку и передал товарищу:
— На, хлебни для вразумления.
Шон сделал быстрый, жадный глоток. Перевел дыхание и снова, уже не торопясь, приложился.
— Знаешь, на свободе есть две по-настоящему ценные вещи, — сказал он чуть погодя. — Верные друзья и доброе пойло. Спасибо тебе.
— Очухался, — Майк удовлетворенно кивнул и повернул ключ зажигания.
О'Райли поудобнее устроился на сиденье и скомандовал:
— Поехали.
«Додж» вырулил на асфальт и шустро побежал по проселку в направлении Гендерсена. Через пару минут впереди показалась развилка. Машина свернула на Остин.
Гостиница «Эль Торро» примостилась на съезде с Восемьдесят Первого у Сан-Маркоса. Там и праздновали освобождение. Мексиканец — хозяин заведения и деловой партнер Шона — расстарался на совесть. Синьорины, еда и выпивка по высшему разряду.