Если бы меня спросили
Шрифт:
Он открыл для Ирки дверь. Потом сам запрыгнул в машину.
Жизнь и правда только начиналась, ведь впереди было лето.
Лето, которое, наконец, будет у них с Вадимом на двоих.
56
56
Ирка не думала, как ещё использовать ситуацию в свою пользу.
— Можешь просить что хочешь, — сказал Воскресенский, не поднимая глаз от бумаг, когда Ирка выразительно покашляла.
— Вы сильно рискуете, Борис Викторович, делая такие заявления, — улыбнулась она.
— Ну я рисковый, да, что поделаешь, — посмотрел он на неё поверх очков. — Так о чём разговор?
— Дайте отпуск.
Шеф взмахнул руками.
— Как два перста оросить. Буду скучать, — ответил он и снова опустил глаза в бумаги.
— Нет, всё же он мечта, а не руководитель, — делилась Ирка с Севером, собирая чемодан.
Но Север не разделял ни её восторги, ни её радость.
— Зря ты отдала ему пробирку. Надо было подождать, когда он закончит хотя бы с одним из твоих дел, — сказал он ей прошлый раз. И они в итоге поругались.
— Фу! Какой ты мелочный, — как и прошлый раз, скривилась Ирка, но более миролюбиво. — Не закончит и не закончит, я ничего не теряю. А всякого, кто знает, как мне лучше, я записываю в блокнотик «расстрелять в первую очередь». Петь, он не из тех людей, что бросает слова на ветер.
— Может быть. Но ты вообще понимаешь, чем рискуешь? Что ты нажила себе врага. И очень опасного. Или думаешь эта тварь так просто успокоится?
— А что может сделать эта тварь? Придумать очередную небылицу? Насобирать какой-нибудь грязи? Это всё равно что кидаться говном в человека за стеклом: и ему пофиг, а она в говне. Она не самая умная баба на свете, Петь. Она злая, наглая и считает себя хитрее всех, — кидала Ирка вещи на кровать, чтобы потом уложить в чемодан. — Но нет ничего печальнее, когда тупое прикидывается хитрым.
— Ты её знатно разозлила.
— Если она решит мстить, то полная дура. Она ничего от этой мести не выиграет. А денег, думаю, и так наложила в кубышку, пока жила с Воскресенским. Она же понимала, что рано или поздно он её вышвырнет. Она даже знала, что он заберёт у неё ребёнка, когда она родит. Поэтому уверена, подготовилась. И тревожный чемоданчик у неё стоял под кроватью всегда. Пока не вышла в тираж, ей бы сейчас найти себе другого богатенького мужика, который клюнет на её прелести,
— Ладно, хер с ней. Поживём — увидим, — вздохнул Север. — Всё же летишь в Москву?
— Угу, — села Ирка на кровать.
— Вадичка рад?
— Я не пойму, какого хрена ты злишься? — повернулась к включённому на громкую связь телефону Ирка. — Да, я знаю, что он тебе не нравится, но ты как еврейская мама — тебе никто не нравится.
— А должен? — усмехнулся Север.
— Ну почему бы и нет, хотя бы для разнообразия. Уже порядком подзадолбало: как только у меня появляется мужик, так мы начинаем ссориться.
— Извини, ничего не могу с собой поделать. А твой Воскресенский мне не нравится особенно.
— Почему это?
— Потому что он слабый.
— В каком смысле?
— Во всех. Слабый, а ещё ведомый. Его на слабо вывести, как не хрен делать — он ведётся на всякую херню.
— В смысле?
— Можно чего угодно наговорить. Он заводится с пол-оборота и в любую хрень верит.
— Да когда ты там успел столько про него узнать, вы и парой слов не обменялись! — взмахнула руками Ирка.
— У меня чуйка на таких, как он. Да, он умный, но удар не держит.
— А ты, значит, держишь, — усмехнулась Ирка.
— Хочешь поговорить обо мне? — всё так же жёстко спросил Север.
— Хочу. Как там твоя девчонка, простила твою внезапную отлучку?
— Не простила. Мы расстались.
— Расстались? — выдохнула Ирка. — А какого ж ты мне тогда мозги паришь? Теперь я понимаю, почему ты злишься. Ну, прости, я не специально.
— Ты тут ни при чём. Но да, мне жаль. Хорошая была девчонка. Красивая.
— Сочувствую, Север, — вздохнула Ирка.
И покачала головой, пользуясь тем, что он не видит.
«Красивая! Всё-то вам красивых подавай! И да, Воскресенский рад, — добавила мысленно, вспомнив, что так и не ответила. — Нет, он счастлив. Сказал, даже из вещей ничего не брать. Всё купим. Так что я, Петя, в Москву на шопинг», — посмотрела она на гору ненужной одежды и сунула обратно в шкаф чемодан.
— Поеду налегке, — сказала она себе под нос, но Север услышал.
— Ты, главное, возвращайся. А то уговорит тебя и останешься.
— Не уговорит, — снова вздохнула она.
Север уговорил бы, Северу и говорить бы ничего не пришлось — он делал, а Вадим… Вадим слишком плохо её знал и слишком часто не понимал, чтобы приручить так быстро. Даже его отец понимал Ирку лучше, чувствовал. Каким-то странным образом они словно были на одной волне.
Ну вот, она только о нём подумала, а он уже звонит, — посмотрела Ирка на телефон.
— Петь, у меня звонок по второй линии. Это по работе. Давай, до связи! — сказала она и ответила Воскресенскому.