Если можешь - беги
Шрифт:
И снова долгая пауза.
— Ладно, две правды мы уже слышали, — продолжал Ржавый. — А теперь послушайте третью правду — мою… Кто «сдал» судно — я выясню… Прибыль от квот — поделите поровну… Тридцать шесть тысяч долларов за креветку раскиньте на двоих: по восемнадцать тысяч отдадите мне из своей прибыли. Это — за то, что я вас выслушал… Вот такая будет моя правда. Если кто не согласен — скажите. Подумайте. Я подожду.
«Худой мир лучше доброй ссоры», — подумал Гарц.
«Делиться все-таки придется, — решил Каратов. — Пусть у них останутся квоты, зато у меня будет
— Я согласен, — сказал Каратов.
— Согласен, — кивнул Гарц.
Лицо у «разводящего» просветлело.
— Ну вот и чудесно! Посидели, потолковали… Вот и выход нашли. Значит, все, никаких войн на острове. Это мешает вашему же делу. — Он пригладил свои рыжеватые волосы. — Знаете, как у нас под Тюменью говорили? Зуб за зуб зайдет — и святой пропадет, а зуб с зубом расцепится — и дурак не повесится… — Здесь гость поднялся из-за стола. — Все. Кончики! — и неторопливо — ни дать, ни взять, как будто бы случайный проезжий завернул к «Митяю» перекусить, двинулся к выходу.
— Ну что, Игорь, начнем свои проблемы решать? — спросил Гарц у Каратова, собираясь уже садиться в машину.
— Да, конечно. Завтра с утра подъезжайте ко мне в офис вместе с Фалеевым, что ли… или лучше с Кравцовым. Посидим, насчет лососевой путины поговорим. Кета ведь уже через месяц должна пойти, так? — спросил Каратов.
— Вроде бы так… — пожал плечами Гарц. Видимо, его что-то мучило, что-то он хотел спросить… И Каратов это заметил.
— Что-то еще у вас есть? Говорите, — Каратов улыбнулся. — Какие-то проблемы?
— Есть немного, — неопределенно протянул Гарц, и вдруг решился. — Слушай, Игорек, теперь мы вроде бы вместе… Ведь так?
— И что?.
— Лишняя слава, я думаю, тебе не нужна?
— Что-то я не понял… Ты о чем? — спросил Каратов.
— Да Фалеев меня просил… — И подмигнул Каратову, и спросил с какой-то особой интонацией: — Я думаю, тебе журналист уже не нужен?
— Какой журналист? — не сразу понял Каратов.
— Шитов!
— Ах, этот… Да, конечно. Не нужен.
«Развод» прошел двадцать седьмого июня.
Двадцать восьмого вернулся из Вакканая БМРТ «Академик Елистратов». Пришел он в Корсаков уже без капитана Кузнецова.
А первого июля Шитовы сели в самолет и улетели в отпуск на материк.
«Черное море — не Охотское, в нем даже тонуть — и то приятно. Хлебнешь соленой водички, пошлешь последний взгляд оставшимся на берегу — и начинаешь медленно погружаться на дно, заодно уж подбирая себе местечко поудобней. На дне морском лучше лежать на спине. Лежать — и смотреть на просмоленное днище лодки, с которой бросают на воду предназначенный тебе венок…».
Стоп. Мысли путаются, сны мешаются с явью, реальность — с вымыслом. Шитов открывает глаза и вновь их закрывает. И снова глаза — открыты. Нет, сон не кончается. Это опять паром «Сахалин-8», каюта третьего класса. Десять мест в два ряда. Шитов — прямо напротив двери, с краю, у самого борта, под иллюминатором. А напротив — скуластый парень с пустыми, как у рыбы, глазами. Он — ждет.
А до Ванино — семь часов ходу…
Валяясь
В начале августа российские «деревянные» пошли на убыль, а японские иены, которые Шитов прикупил еще там, в Южном, в Ялте почему-то не обменивали.
— Заелись, гады. От нормальной СКВ отказываются! — выругался Шитов. Сел в поезд — и подался в столицу — менять иены на рубли.
Поезд шел с юга, был жарким, распаренным. Пришлось спасаться холодным пивом в вагоне-ресторане. И Шитова понесло.
— Севера — места гиблые, хотя и денежные, — рассказывал он случайному собутыльнику, подвалившему к «богатенькому Буратино» на дармовое пиво. — Ну ничего, народ на северах держится. Годик, другой помучаешься, повкалываешь — глядишь — и на материк можно ехать — «жигуленка», а то и «Волгу» покупать…
Собутыльник поддакивал и жадно глотал «Жигулевское» прямо из горлышка. Он знал о северных зарплатах не меньше Шитова. Какие, к черту, длинные рубли на Севере, когда вся Россия от диких цен на ушах стоит?! Прошли времена, когда северные надбавки затягивали мужиков на Сахалин, в Норильск или Тикси. Чего туда ехать, спрашивается? Сопли морозить?
— У меня братан в Уренгое… Хочет домой приехать, — говорил собутыльник по имени Слава. — Я ему и пишу: брось ты, на хрен, свой Север, да возвращайся. И дома можно деньжат подработать. 0й-ей-ой сколько, ежели с головой!..
На девятой бутылке Шитов похлопал себя по карманам: деньги, взятые на дорогу, кончились. Тотчас же Слава дохлебал пиво, откланялся и пошел отсыпаться в свое купе. А Шитов поехал дальше.
Москва встретила Шитова вывесками, киосками, праздношатающимися толпами… И обилием обменных пунктов, где брали все подряд. Облегчив пиджачный карман от иен, которые в Ялте не котировались, зато в Москве обменивались по восемь с полтиной за штуку, Шитов набил рублями пластиковый пакет, уложил его для сохранности в матерчатую сумку не первой свежести и двинулся прогулочным шагом вверх по улице Горького — к Тверскому бульвару.
Значит, бутылка пива — здесь, бутылка — там… К памятнику Пушкина Шитов подошел в настроении. Перекурив вблизи Александра Сергеевича, отправился на Арбат. Напротив здания бывшего ТАСС, вблизи кинотеатра повторного фильма, Шитов опять тормознулся у киоска. Здесь его и окликнула гораздая на выдумки Судьба.
Судьба окликнула его голосом парня лет двадцати двух, одетого с явным столичным шиком. Фирменные кроссовки, черные джинсы, футболочка «I love beer». Глаза деланно-веселые.
— На пиво не займешь? — спросил парень, заранее улыбаясь отказу. И тут же улыбку погасил, услышав: