Если ты меня простишь

Джокер Ольга

Замолчи!

Я крикнула чуть громче, и она правда замолчала. До самой Москвы. На вокзале нас встречал отец. Высокий, статный, в черном зимнем пальто с мехом и без шапки. Его густые волосы покрывал шар выпавшего снега, отчего волосы казались полностью седыми.

В такой мороз и без головного убора, - кричит мама на расстоянии.

Аня, здравствуй! Я тоже скучал, - сказал отец смеясь и заключая маму в свои объятия.

И мама улыбается. Отец ждет, что я обниму его в ответ, но я равнодушно выхожу из вокзала, направляясь к автомобилю. За рулем сидит водитель Володя,

он вежливо здоровается со мной и отводит взгляд. Иногда я забываю, что он тоже человек. Настолько тихо и незаметно он ведет себя в нашей жизни. Стряхнув с себя осевшие на верхнюю одежду снежинки, мы садимся в машину и трогаем в сторону нашей квартиры.

Дома как-то непривычно. Стерильная красота, пустые огромные комнаты, в которых можно играть в хоккей. Я закрываю свою территорию на ключ и сажусь на подоконник, наблюдая за людьми в морозный зимний день, и думаю о ребенке. Саша, Александр, прости, что не успела сказать тебе, что ты мне очень нужен. Без тебя как-то плохо и совсем пусто на душе. Я ошиблась в своем выборе, ошиблась в выборе ценностей. В двери тихонько стучат. Я вскакиваю с подоконника и открываю их. На пороге стоит отец и держит в руке яркие пакеты наполненные тряпками.

Это тебе, Зося, - говорит он. – Пока вас с мамой не было, я летал в Берлин и прикупил для тебя кое-что.

Спасибо, пап, - равнодушно отвечаю я, не понимая, как простые тряпки и побрякушки смогут заполнить мое сердце?

Отец заходит и закрывает за собой двери. Он хочет обнять меня, но я держусь колючкой. Я не готова сейчас к сближению.

Мне правда жаль, что так вышло. Но в жизни всякое бывает и хорошее, и плохое. Я тут подумал и решил, что в школу ты сразу не пойдешь. Восстановишься месяцок, позанимаешься с врачами и тогда в бой. Учеба подождет.

С врачами? – спросила я.

Да, я уже попросил знаменитого в Москве психотерапевта Полякова, чтобы он поработал с тобой, - сказал отец.

Я негодовала. Все решают без меня, всю жизнь, каждый шаг, но отчего-то промолчала. Отец поцеловал меня в лоб.

Я рад, что ты вернулась, Зося. Очень рад.

Он вышел, а я кинула пакеты с одеждой, не раскрывая прямо в шкаф. Отец не обманул. На следующий день ко мне приехал водитель Володя и повез меня в сторону НИИ психиатрии. Я оглянулась по сторонам и покорно прошла в высокое прямоугольное здание. Нужный мне кабинет я нашла быстро. Сняв с себя верхнюю одежду, я постучала и вошла внутрь. Пожилой Игорь Яковлевич радушно принял меня. Я долго не раскрывалась перед ним, умалчивала о причинах, по которым меня записал к нему отец, но после его долгих обещаний молчать, я сдалась и выложила все как на духу. Сказать, что мне стало легче с первого сеанса, я не могла. Но с каждым походом к профессору я чувствовала, что раны затягиваются, рубцуются, но не пропадают. Мы использовали различные методики, в том числе и гипноз, и, в конце концов, я стала забывать все, что произошло в феврале 1962 года. Я хотела все забыть и умоляла его помочь мне в этом. Могу с уверенностью сказать, что с помощью психотерапевта я смогла засунуть в глубину своей памяти воспоминания о рожденном мною ребенке. Я не вспоминала об этом никогда больше, ровно до тех пор, пока это не понадобилось.

Однажды после занятий с Поляковым, я вышла из здания больницы и увидела на горизонте Нинку. Ее невозможно было не узнать. Рыжие волосы красиво развивались на весеннем прохладном ветру. Она куталась в черное пальто и бежала быстрым шагом в сторону отделения. Я уже давно ни с кем не общалась из подруг, и именно ее мне больше всего хотелось увидеть... Я помнила наставления отца, что с Ниной мне дружить нельзя. Но разве запрещено просто поговорить?

Нинка! – крикнула

я и побежала в ее сторону.

Ее хрупкий силуэт удалялся все дальше, она и не думала поворачиваться ко мне. Прибавив темп, я стала буквально догонять ее. Уже у входа в кардиологическое отделение я ухватила ее за рукав и остановила. Ее зеленые глаза пронзительно посмотрели на меня.

Нинка, ты почему убегаешь? – спросила я запыхавшимся голосом.

А мы разве знакомы?

Ты чего? – удивилась я.

Пламенный привет всему твоему семейству. Папы больше нет, мать в больнице с инфарктом, а я нянчусь с тремя детьми. Мне не о чем разговаривать с Вами, девушка!

Она с силой выдернула свой рукав из моей ладони и развернувшись быстрым шагом стала подниматься по ступенькам.

Нинка! Может быть тебе нужна помощь? Просто скажи об этом! – выкрикнула я вдогонку.

Да пошла ты! – прошипела Нина и вошла в здание больницы.

Я долго стояла молча. Прокручивала в голове нашу встречу и никак не могла взять в толк, чем именно я провинилась?

Часть 12.

В апреле я вернулась в школу, продолжая свои занятия с Игорем Яковлевичем. Мои лучшие подруги уже давно примкнули к другим компаниям, забыв обо мне, поэтому до самого выпускного я находилась в гордом одиночестве. Все же это было лучше, чем слушать сплетни и разговаривать о мальчиках. Мне было не до этого. Я усиленно взялась за учебу, занимаясь дополнительными занятиями. Все мои дни были забиты под завязку, я готовилась стать студенткой, и это было моей единственной целью. Я решила поступать в МГИМО, на международный факультет. Прогремел последний звонок и выпускной, я с отличием окончила школу и сдала все выпускные экзамены в школе.

— Вот, посмотри, это наш выпускной класс. «Золотые» детки, — сказала Зоя Степановна, протягивая выпускной альбом.

— Вы самая красивая, — отметила я.

В моей руке оказалась большая фотография, с изображением выпускников московской элитной школы. Зоя выделялась среди всех. Она стояла чуть в стороне, в самом верхнем углу, с вызывающим и резким взглядом, черными волосами, заплетенными в две тугие косы и статной осанкой.

Я продолжу...

Конечно же, я поступила. Не знаю, стараниями ли отца, или же я сама подготовилась на отлично, но увидев среди будущих студентов свою фамилию только улыбнулась. Я знала чего стою, и чего стоит моя фамилия. Родители были счастливы. Наконец-то, у их дочери начинается счастливая пора, золотая пора.

В честь поступления дочери в престижный университет, отец решил закатить пир на весь мир. Как раз с этим днем совпала дата моего рождения – мне исполнилось семнадцать. Позже я поняла, какую личную цель преследовал отец в тот день.

Отцу выдали новую загородную дачу в Подмосковье. Она находилась в другом поселке, в противоположной стороне от той дачи, где я провела такое значимое лето в своей жизни. Новая дача была скромнее. Там не было Дарьи и Ивана, мы все делали самостоятельно с мамой – готовили, поливали сад, убирались.

Отец тогда созвал где-то с сотню людей, заказал музыкантов, море еды и выпивки. Равнодушно улыбаясь приехавшим гостям, я с удивлением отметила уже знакомого мне Костю. Он приехал с отцом Анатолием Леонидовичем на новенькой Вольво серого цвета. Далеко не все могли позволить себе такие машины тогда. Костя возмужал, выглядел, словно с обложки журнала – холеный, в дорогой импортной одежде, жевал жвачку и похабно смотрел на меня. Я хмыкнула и отвернулась от него, но он не отступал.