Если ты, то я
Шрифт:
Мне хотелось напомнить ему о программистах, бросивших школу, чтобы открыть собственную компанию. О том, как они меняют мир, пока он сидит в роскошном кабинете, отчитывая шестнадцатилетнюю восходящую звезду за то, что она выполняла свою основную задачу, ради которой ее и пригласили на Фабрику, – искала финансирование.
– В данный момент я не вижу признаков, что твое отношение к происходящему скоро изменится. Однако, если хочешь доказать, что заслуживаешь учиться в этом инкубаторе, куда рвутся тысячи подростков, которые будут счастливы поменяться с тобой местами, переделай все задания и отдай их мне к Новому году.
– К Новому году? Но сейчас уже середина
Он достал из одного из своих карманов ручку и что-то переписал себе с экрана.
– Я вижу, ты еще не забыла основы математики. Это дает надежду.
Я выскочила из его кабинета, кипя от негодования. Мне было плевать на то, что Ковальски – один из лучших преподавателей-программистов, на его происхождение и профессионализм. Для меня он был просто старик, не смевший поднять взгляд на своих учеников, когда сообщал им, что у них нет потенциала и будущего. Я вспомнила, как отзывалась о Фабрике Митци, когда мы только познакомились, – что это конкурс красоты, созданный для мужчин. Что Ковальски мог знать о моих способностях? Ну да, последние несколько месяцев я была сосредоточена на других задачах своего бизнеса, но это вовсе не означает, что я плохой программист или что у меня точно ничего не получится. Да кто он такой, чтобы диктовать, как мне можно поступать, а как – нельзя? Когда мои акции падали, все давали понять, что я не на своем месте. Сейчас акции растут, но мне по-прежнему здесь не рады.
– Эй, у тебя все в порядке?
Это был Майк Флорес. Я автоматически оглянулась через плечо.
– Эй Джея здесь нет, если ты его ищешь.
Я с облегчением повернулась обратно.
В любой другой день я ответила бы, что у меня все хорошо, но сейчас просто не было сил изображать на лице улыбку.
– У тебя когда-нибудь бывает такое чувство, что, как бы ты ни старался, все равно проиграешь?
– Конечно.
– Правда?
Майк пожал плечами:
– А разве не все порой так думают?
– Не похоже.
– Просто некоторые хорошо умеют это скрывать. Вот ты, например.
– Шутишь, что ли? Я же сейчас бешусь в коридоре.
– Митци Эрст. Куча фотографий в интернете. Твои акции взлетели в цене как ракета. Ты – темная лошадка. На тебя все делают ставки.
– Я этого не чувствую. У меня такое ощущение, что приходится биться за каждую мелочь.
– А ты вокруг смотрела? Трава ярко зеленеет, хотя почти десять лет стоит засуха. В городе все чисто вымыто и полито, он выглядит как райский уголок, но ведь все это сделали люди. Здесь ничто не растет само собой, за все надо бороться. Кремниевая долина основывалась на убеждении: если хорошенько потрудиться, можно полностью изменить мир. Да, придется повозиться, но при желании из ничего можно создать что-то. И я не понимаю, почему так плохо, что тебе все достается трудом.
Я всегда считала Майка тупым и недалеким. Он казался слишком хорошеньким и богатым, чтобы быть еще и умным. Людям с идеальной смуглой кожей, римским профилем и волосами, которые блестят золотом даже в пасмурные дни, незачем быть сообразительными и остроумными. Им достаточно подойти и улыбнуться.
Вот почему, слушая, как Майк рассуждает о Кремниевой долине, я призадумалась.
Он ведь тоже был одним из оставшихся в списке. Я никогда не рассматривала Майка всерьез из-за Кейт, но сейчас решила, что его кандидатура вполне подходит. Достаточно ли он рефлексирующий, чтобы писать, как ПостоянствоОбъекта? Раньше я бы сказала «нет», но теперь поняла, что, возможно, недооценивала
Должно быть, я смотрела на Майка как-то странно, потому что он сунул руки в карманы.
– Тебе совсем не обязательно рассказывать мне, что случилось, или вообще что-либо. Просто относись ко всему проще, ладно? Если люди портят тебе жизнь, значит, ты движешься в правильном направлении.
– Спасибо, – искренне ответила я.
глава_21
Я попыталась связаться с Митци, поскольку только она могла понять меня. Однако та сначала была недоступна и лишь через несколько дней ответила, что плохо себя чувствует. Тогда я решила использовать второе по действенности средство и поступить, как советовала опять же Митци, – разбавить тяжелую неделю сеансами педикюра и дорогим латте. Можно было обсудить происшествие с Аминой, но ей было не до того: она дописывала все работы к концу года, и мне не хотелось признаваться, что я ничего не делаю.
Я пробовала ходить на занятия, но каждый раз расстраивалась при виде Маста. Он сидел через несколько столов и не отрывал взгляда от доски, словно намеренно игнорируя меня. Поэтому я стала посещать уроки, только когда мне было удобно, уверяя себя, что потом все выполню. Ведь Ларс Лэнг сам объяснял нам на праздничном ужине: самое главное – сдать все работы.
Начала просматривать домашку Ковальски, но от одного взгляда на нее я сразу вспоминала его слова, что мне не место на Фабрике, и снова начинала злиться. В конце концов я засунула задания в ящик стола и решила, что займусь ими во время зимних каникул, когда немного успокоюсь.
Вместо уроков я каждый день публиковала посты в «Фаcаде», радуя растущее число подписчиков фотографиями из кофеен и спа-салонов. Снимки я сопровождала подписями о том, что даже «фабрикантам» иногда необходимо подзаряжаться. Было так приятно наблюдать, как сыплются лайки и комментарии. Незнакомые мне люди заявляли, что я – их кумир, и спрашивали, где я покупаю одежду. Они не заменяли мне друзей, но неплохо помогали скрасить одиночество. И все это время мои акции росли.
Вернувшись из кафе, где лакомилась йогуртовым мороженым, я обнаружила под дверью своей комнаты кучу составленных штабелем картонных коробок.
Я ничего не заказывала через интернет, и моя мама была не из тех, кто отправлял ребенку горы посылок, но, как ни странно, все они были адресованы мне. Я втащила их в комнату и принялась открывать.
В первой коробке, к моему удивлению, обнаружился измельчитель бумаги. В следующей – эспрессо-машина. Я представления не имела, как ею пользоваться, и подумала, что, может, ее доставили по ошибке. Самая нижняя большая коробка была заполнена одеждой, причем очень красивой, – шелковыми блузками, блейзерами с атласными отворотами и ярко-розовой подкладкой. Еще в двух коробках лежала обувь: кожаные балетки, замшевые ботильоны и две пары туфель на каблуках, таких высоких, что невозможно ходить. Часть обуви была моего размера, а часть, загадочным образом, велика мне.
В других коробках оказались соковыжималка, ноутбук и новый телефон. В маленькой упаковке находилось две пары часов с браслетами из белого золота. У одних корпус был золотисто-розовый, у других – серебряный.
В последней коробке лежали визитки – очень красивые, из твердой, негнущейся бумаги. В одной пачке были карточки с моим именем: «Шиа Чань, основатель и генеральный директор». Я провела пальцами по гладкой поверхности, ощущая подушечками рельефные линии моего имени и должности, источающие силу.