Если завтра не наступит
Шрифт:
– Одьин… – Лиззи слегка приподняла руку, впившись в глаза Бондаря, словно там можно было прочитать заготовленный ход. – Два… – В комнате повисла мертвая тишина. – Три!
Бондарь, доверившийся наитию, показал открытую ладонь. Кулачок Лиззи так и остался крепко сжатым – она выбрала камень.
– You're win! – объявила она. – Ты победил. – В ее голосе не было особого огорчения.
Ритуал повторился. Лиззи вновь выбросила «камень». Разведенные пальцы Бондаря означали воображаемые ножницы, затупившиеся о такой же воображаемый камень.
– Один-один, – провозгласил он, окидывая взглядом сидящую перед ним американку. Заметив это, она инстинктивно
– Одьин-одьин, – откликнулась она нетерпеливым эхом.
– Так, – глубокомысленно произнес Бондарь, – кажется, я понял твою тактику.
– Да?
– Да. Ты сделала ставку на камень и рассчитываешь на теорию вероятности. Но я тебя перехитрю. Моим козырем будет бумага.
Недоверчиво усмехнувшись, Лиззи сосчитала до трех. На этот раз интуиция ее подвела. Предположив, что противник блефует, она действительно показала кулак, который был накрыт горячей ладонью Бондаря.
– Твой камень завернут в бумагу и выброшен, – сказал он, демонстрируя сказанное небрежным жестом.
– Хьитрый! – признала Лиззи. – Но я тожье умею быть хьитрой.
– Тогда поехали дальше.
– Поехали, йес.
Состязание продолжилось. Варианты мелькали, как картинки на табло игрального автомата. Во второй партии соперники часто выбирали одинаковые фигуры, приходилось переигрывать. В итоге победила американка, поскольку Бондарь перемудрил, пытаясь проникнуть в ее психологию. Но в решающей финальной партии он сменил тактику, доверившись исключительно шестому чувству, и это сработало. Он затупил «ножницы» Лиззи своим «камнем», разрезал ими же ее «бумагу», а потом, насмешливо улыбаясь, завернул в «бумагу» ее «камень» и выбросил его через плечо. Это была полная победа, о чем не преминул сообщить.
Притворяясь уязвленной, Лиззи опустила глаза и хмыкнула:
– У тебя отличный интуишн. Тут есть какой-то секрьет, да?
– Конечно, – подтвердил Бондарь. – Большой-большой секрет.
На самом деле все было предельно просто. Американка стремилась не столько выиграть, сколько проиграть. Ей хотелось кушать, но еще сильнее хотелось узнать, каково же будет желание сидящего напротив мужчины. Сама-то она была прежде всего женщиной, а потом уж американкой, законопослушной налогоплательщицей, феминисткой, патриоткой и стажером Центрального разведывательного управления США.
И вопрос, который вырвался у нее после недолгой паузы, тоже был типично женским:
– Что ты будешь со мной дьелать, Женя?
Во взгляде, устремленном на Бондаря, без труда угадывалось продолжение: «Делай что хочешь, и поскорее, потому что я изнываю от нетерпения».
Он улыбнулся. Лиззи машинально тронула языком пересохшие губы. Они казались слегка воспаленными, как и ее бордовые от прилива крови соски.
– Что? – повторила она.
– Как я уже говорил ранее, – начал Бондарь, – я не джентльмен…
– Well? – напряглась Лиззи.
– Но в данном случае попытаюсь быть галантным.
– Это необьязательно, нет.
– Сначала я исполню твое желание, – как ни в чем не бывало продолжал Бондарь, – а потом уж займемся моим. Короче, приглашаю тебя в ресторан, а за обедом обсудим наши дальнейшие действия.
– Наши, – повторила Лиззи, прислушиваясь к значению слова, которое ей, по всей видимости, нравилось.
– На сборы пятнадцать минут.
С этими словами Бондарь встал и принялся одеваться. Американка, последовавшая его примеру, выглядела несколько заторможенной. Похоже,
Лучше не совать нос куда не следует
В подвале монотонно гудели двигатели, обогревающие дом и качающие воду. Чем ниже спускалась Вероника по лестнице, тем громче становился гул. Примерно на середине она остановилась, держась за отполированный множеством ладоней поручень. Толстая свеча в ее руке потрескивала и плевалась горячими парафиновыми брызгами.
Вероника поежилась. Не то чтобы ей было холодно, хотя весь ее наряд состоял из обмотанной вокруг туловища простыни и стоптанных войлочных сапог, в которые она обулась перед входом в подвал. Просто она еще никогда не видела таких больших, таких мрачных и таких таинственных подвалов. Ей казалось, что она находится во владениях Синей Бороды, только и дожидающегося того момента, когда очередная любопытная дуреха сунется туда, куда вход строго-настрого запрещен. Этой дурехой была Вероника Зинчук. Но в подвал ее погнало не любопытство, а неутолимая похмельная жажда, разбудившая ее на рассвете.
Со вчерашнего дня вступил в действие сухой закон, объявленный Гванидзе за ужином. Он не поленился собрать все спиртное, имевшееся в доме, и снес его в подвал, а подвал, как и следовало ожидать, закрыл на замок. Но в настоящий момент он храпел в спальне наверху, а Вероника, воспользовавшись его ключом, отправилась на поиски бутылки вина или коньяка… или чего угодно, что могло избавить ее от мук похмельного синдрома.
Осторожно добравшись до последней скрипучей ступеньки, она отпустила поручень и сделала несколько шагов вперед, волоча спадающие сапоги по каменным плитам.
Свеча давала достаточно света, чтобы разглядеть поломанные ящики, железные бочки, валяющиеся на полу кукурузные початки и заставленные всякой рухлядью пристенные стеллажи, которые постепенно таяли во мраке, уходя в глубь подвала.
Вероника продвинулась вперед и вновь остановилась. Куда же этот урод сунул бутылки? В подвале имелось слишком много укромных уголков, чтобы заниматься планомерным обыском. У Вероники же было мало времени. Да и запасы терпения стремительно истощались.
Пройдясь вдоль левого стеллажа, она неожиданно наткнулась на нишу в стене, где стояла на подпорках громадная дубовая бочка. Присев на корточки, Вероника втянула в себя кислый винный аромат и потрогала затычку, вытесанную из деревяшки. Осмотревшись, сняла с полки несколько пыльных трехлитровых банок, поставила их на камни возле бочки. Теперь, если наполнить емкости вином, отнести их в дом и хорошенько припрятать, то перебоев с выпивкой не будет, рассудила она. Но домашняя кислятина – это только домашняя кислятина, а Веронике хотелось чего-нибудь покрепче.
Качнув затычку в бочке, она оставила ее в покое и вновь занялась осмотром стеллажей, где могли храниться конфискованные бутылки. На полках лежали рулоны прелого брезента, сложенные стопками корзины, веревки, доски с гвоздями и прочая рухлядь, от которой не было никакого проку. Пахло плесенью, мышами и еще чем-то довольно тошнотворным. Как если бы в подвале притаилось чудище, выдающее себя зловонным дыханием.
Вероника инстинктивно оглянулась на едва различимую в потемках лестницу и подумала, что добраться туда в случае чего будет сложновато. Простыня, обмотанная вокруг туловища на манер индийского сари, здорово затрудняла движения.