Если завтра не наступит
Шрифт:
– На кладбище побывали гости, – многозначительно произнес Тутахашвили.
– Ага, – рассеянно повторил Кайт, размышляя, не принять ли ему для профилактики таблетку от несварения желудка или достаточно будет обычного набора антидепрессантов. – На кладбище побывали гости, я понял. Какие гости? На каком кладбище?
– На том самом. Где могила.
– Shit! – встрепенулся Кайт, услышав это. – Они хотели откопать гроб?
– Они его откопали, – произнес Тутахашвили соответствующим случаю замогильным голосом.
– Этого
– Я выставил пост.
– Ну?
– Злоумышленники погибли. Несчастный случай. Не справились с управлением и…
– Это хорошо, это просто замечательно, но почему они погибли уже потом, а не до того, как сунулись к могиле?
Задавая этот вопрос, Кайт взялся рукой за грудь. Он не был особенно впечатлительным человеком, но, подобно любому американцу, очень беспокоился о своем сердце, которое, как подсчитано, сокращается больше тридцати миллионов раз за год, без уикендов и отпусков. От сердечных болезней умирают чаще всего, и этот факт заставлял держаться настороже.
– Дежурили двое, – пояснил Тутахашвили. – Один, понимаешь, отправился проведать дядю, который живет по соседству, а второй, понимаешь, заснул.
– Хороши у тебя жандармы, – вставил реплику Кайт, прислушиваясь не только к голосу собеседника, но и к биению сердца. Отказавшись от курения и жирной пищи, он так и не заставил себя бегать трусцой, о чем сожалел всякий раз, когда возникали стрессовые ситуации.
– Парень просидел в кабине грузовика почти сутки, – вступился за честь мундира Тутахашвили.
– Часовых надо сменять, – наставительно сказал Кайт.
– Людей не хватает, понимаешь. Сам знаешь, какие времена настали. Облавы, обыски, аресты. Очень много врагов у нашего дорогого и горячо любимого президента оказалось, очень много. И откуда только берутся такие?
– Ничего, скоро станет легче.
«Когда половина грузин окажется за решеткой», – мысленно добавил Кайт, тщательно расчесывая седую гриву а-ля Эйнштейн.
– Пора смертную казнь вводить, – горестно вздохнул Тутахашвили, – давно пора.
– По-моему, и ваша, и наша службы прекрасно обходятся без соблюдения лишних формальностей.
– Это да! Троих, которые могилу откопали, мой парень в лепешку превратил, вах! Если они что-то пронюхали, то уже никому не расскажут.
– Кто такие? – спросил Кайт.
– Теперь не разберешь, – хохотнул Тутахашвили. – Они сгорели в своей машине.
– А больше на кладбище никого не было? Я имею в виду, злоумышленников было только трое?
– Наверное.
– Наверное? Это не ответ, Сосо. Кладбище прочесали?
– Вот как раз сейчас и прочесывают, Барри. Говорят, пусто. А могилу нашего общего знакомого обратно закопали.
– Твои люди закопали?
– Зачем мои? – искренне удивился Тутахашвили. –
– Дерьмо! – с чувством выругался американец.
– Это ты про кого? – насторожился грузин.
«Про тебя и про жандармерию твою дерьмовую», – подумал Кайт.
– Про ситуацию, – сказал он.
– Ситуация под контролем, – заверил его Тутахашвили с ужасающим акцентом. – Я просто подумал, что тебе будет интересно узнать, что кто-то копается в этой истории. Все началось сразу после появления русского… как его?
– Бондарь.
– Вот, Бондарь. Он что сейчас делает? Почему на свободе? Напрасно ты велел его не трогать, понимаешь. Конечно, этот Бондарь мог быть среди тех, троих, которых уже нет…
«А если он был четвертым?» – пронеслось в мозгу Кайта.
– А если он был четвертым? – Тутахашвили сердито засопел в трубку.
– Мы это выясним, Сосо.
– Как, Барри?
– Есть способ.
– Так поделись с партнером.
«Таракан усатый тебе партнер», – подумал Кайт.
– Секрет фирмы, – сказал он вслух. – Извини, Сосо. Мне сейчас некогда. Созвонимся позже.
Гудки отбоя зачастили в ухе тревожной морзянкой. Но палец Кайта пробежался по писклявым клавишам телефона, и морзянка сменилась длинными заунывными гудками вызова. Вызова, на который никто не спешил отвечать.
В номере было темновато и душновато, несмотря на раздвинутые гардины и распахнутую форточку. Открыв балкон, Бондарь склонился над Лиззи. Ее ресницы не трепетали, но она дышала – дышала тяжело и шумно, словно ей снилось, будто она закатывает на гору огромный камень, который вновь и вновь срывается вниз.
Судя по позе, американка почти не шевелилась с того момента, когда погрузилась в беспробудный клофелиновый сон. Не пробудилась она, и когда Бондарь принялся освобождать ее от одежды, бесцеремонно разбрасывая снятые вещи по всей комнате. Оставив Лиззи в чем мать родила, он разделся и сам, стоя на сквозняке. Холодный воздух, проникающий сквозь балконную дверь, должен был уравнять температуру двух обнаженных тел, мужского и женского. Ведь Бондарь провел всю ночь на улице, а Лиззи – тепло одетая и под одеялом. Нельзя было позволить ей почувствовать разницу.
Едва Бондарь успел вложить в безжизненную ладонь американки пустую винную бутылку, ожил телефон, пристегнутый к поясу ее джинсов. В окошке дисплея высветился незнакомый номер, но не составляло труда догадаться, кто именно звонит спозаранку и зачем. ЦРУ желало выяснить, чем занимается стажерша и как прошла ее первая ночь в постели с русским шпионом. Что ж, не будем разочаровывать мистера Кайта, ухмыльнулся Бондарь, валясь на кровать с мобильником в руке.
– Да? – просипел он, теребя мочку уха спящей Лиззи.