Если завтра случится
Шрифт:
— Пей это.
Хмуро взираю на таблетки.
— Или сначала мне пить? — спрашивает он язвительно.
— Да. Пей ты, а я не буду! — заявляю воинственно.
— То есть собираешься здесь «того»…
— А почему бы и нет? За бездыханное тело дочери губернатора вряд ли кто-то станет платить, правда?
— Будь уверена, в этом случае твои родители никогда тебя не увидят и не найдут. Ты обрекаешь их на вечные страдания. Они будут считать, что ты без вести пропала. Будут с этим жить, день ото дня. Будут ждать и надеяться на что-то.
— Ты…
— Пей и ложись. Или буду закладывать колёса на корень языка. Опыт у меня есть. Лечил так свою собаку, — вкладывает в мою руку стакан с водой и кидает блистер на постель.
— С собакой меня сравниваешь? Серьёзно? — стискиваю челюсти от негодования и сжимаю стакан пальцами покрепче.
— Есть между вами что-то общее. Аляска тоже периодически бешенством страдала.
Ну гад!
— Да пошёл ты! — выплёскиваю на него содержимое стакана.
Фыркает и усмехается. Эмоций не распознать, лицо полностью закрыто балаклавой.
— Нет. Пожалуй подожду, пока спадёт температура, — проявив чудеса терпения и проигнорировав мою выходку, ставит бутылку на кровать, после чего принимается стаскивать с себя мокрую толстовку.
Футболка норовит отправиться вслед за ней. Цепляется за кофту и задирается, оголяя сухой, по спортивному сложенный живот.
Отвожу взгляд. Щёки отчего-то вспыхивают. Или это просто от высокой температуры так мне кажется.
— На улице дождь? — зачем-то вылетает из моего рта.
— Как видишь.
Пружины скрипят и проседают под его весом. Краем глаза отмечаю, что устроился у самого края. Прислонился спиной к стене, сложил перед собой руки.
Какого…
Правда, что ль, сидеть возле меня собирается?
***
Ненавижу болеть. Твоё тело становится таким слабым! Всё, чего хочется, — сомкнуть веки и отключиться. Провалиться в сон. Что я, собственно, и делаю.
В реальность возвращаюсь какое-то время спустя по той причине, что мне становится ещё хуже.
— Насть. Совсем плохо? — слышу сквозь странный дурман. — Насть…
Кто-то произносит моё имя. И что-то в этом «Насть» не даёт мне покоя.
Большая, широкая ладонь уверенно касается моего лба, трогает лицо. А мне даже просто распахнуть глаза не под силу. Отвратительно себя чувствую. Знобит. Лихорадит. Мысли путаются. Не понимаю, где нахожусь.
— Насть…
Что-то происходит.
Поморщившись, пытаюсь отвернуться, однако сделать это мне не позволяют. Зато на какое-то время оставляют в покое. До тех самых пор, пока рядом не раздаётся противный писк. Мерзкий, режущий по воспалённым перепонкам.
У меня, вроде как, забирают градусник. После чего до сознания доносится речь, изобилующая
Недовольно мычу, когда лишают тёплого одеяла. Ворочаюсь, оттого, что некомфортно.
— Выпей это. Две, — снова вынуждают проглотить таблетки. А вот воде я рада. Губы совсем иссохли.
Жадно пью, а потом вновь обессиленно опускаюсь головой на подушку. Поворачиваюсь на бок и поджимаю под себя ноги.
Холодно. Ищу пальцами одеяло и тяну его на себя.
— Опять укрылась? Не надо этого делать, — слышу всё тот же мужской голос. Недовольной, но будто обеспокоенный.
Папа? Нет. Тогда кто?
Не хочу искать в подсознании ответ на этот вопрос.
Пытаюсь обнять себя руками и в ту же секунду чувствую, как на лоб ложится нечто холодное. Какая-то ткань.
Странно, но это приятно. Потому что снаружи я мёрзну, а внутри по ощущениям вся горю.
— Насть…
Забываюсь тревожным, коротким сном. Коротким, потому что в какой-то момент я начинаю испытывать непреодолимое желание сходить в туалет.
Распахнув глаза, часто-часто моргаю, желая, чтобы картинка как можно быстрее прояснилась. Однако всё, что я вижу, это — темнота. Встреча с ней и срабатывает, как катализатор. Запускаются мыслительные процессы, и мозг потоком выдаёт ту информацию, от которой тревожность нарастает.
Вспоминаю и то, что меня похитили. И то, что нахожусь под землёй. В кромешной тьме и холоде.
Паника невидимыми пальцами сдавливает горло. Начинаю чаще дышать. Мерещится что-то, а когда рядом обнаруживается чьё-то тело, я вообще прихожу в дикий ужас.
— Тихо, спокойно, — раздаётся над ухом.
Дёргаюсь влево. Отползаю, тут же скривившись. Правая ступня ноет и болит.
— Не бойся. Всё нормально. Батарейки сели, видимо.
Чувствую, что он садится.
Какого чёрта мы вдвоём на кровати?
Слышу, как щёлкает кнопкой.
— Да, батарейки.
Встаёт. По звуку отдаляющихся шагов догадываюсь, что направляется к двери, и тут случается это. Разнервничавшись, выдаю самое глупое из того, что может быть.
— Не уходи…
Объяснить эту дурость могу лишь тем, что мне очень-очень страшно остаться вновь наедине со своей фобией.
— Я на минуту, сейчас вернусь.
Прикусив язык, молчу.
Не уходи. Ты идиотка, Настя! До чего опустилась! Какая низость!
Пока распинаю себя за вселенскую глупость, он, как и обещал, возвращается. Причём не один, а со светом, что позволяет наконец сделать выдох. Правда уже через секунду моё тело напрягается по новой. Потому что он подходит и касается ладонью моего лба. Вот так запросто и без спроса.
— Не трогай, — замешкавшись, сбрасываю его руку.
— Сама или как? — протягивает мне уже знакомый блистер с таблетками и стакан с водой.
— Мне нужно… — замолкаю, стесняясь сказать, что именно.