Если женщина хочет…

Павлова Юлия Васильевна

— Хозяева велели глянуть на вас, прежде чем в квартиру заводить. Ничего, можно пускать.

Домработница подошла к двери, выдала четыре звонка в ритме начала «Героической» Бетховена. Олег понадеялся, что ему показалось…

Квартира поражала роскошью прямо с коридора. Напротив витражных дверей стояли супруги Туркины, смотрели на Олега выжидательно. Справа, видимо из кухни, выплыла Татьяна с бубликом в руках. Ненакрашенная, в желтом спортивном костюме, она смотрелась переростком-восьмиклассницей.

— Здрасьте, Олег Данилович. Они мне не верят. Думают, опять вру.

Родители

так и стояли истуканами. Олег вытер ноги и пошел к ним, протягивая для приветствия руку. Старший Туркин вяло приподнял локоть, и этот жест был единственным «живым». На лице супруги не дрогнули нарисованные дугой брови и не сместились ни на миллиметр глаза. Никаких эмоций — ни положительных, ни отрицательных. Да уж, с такими родителями странно, что у Татьяны только «даунство», могло быть что-нибудь и похуже.

Олег тряханул руку папаши, желая его разбудить. Истукан неожиданно запищал фальцетом:

— Прекратите ваши ментовские штучки, больно. Танька, проводи Олега Даниловича в гостиную, нам всем надо поговорить.

Невозмутимая супруга повернула голову на визг мужа, посмотрела пустыми глазами. Затем, повернув роскошный корпус вправо, медленно пошла вслед за дочерью. «Справа» оказалась не кухня, а поворот к следующей серии комнат. Татьяна небрежно пнула створки высоких дверей, вплыла в гостиную и села в одно из гигантских кресел, кроша бубликом на необъемную грудь. Она ждала, что будет дальше. Бублик у нее во рту исчез через четыре секунды. Олег наблюдал за исчезновением выпечки с интересом — все-таки это было действие. Оба родителя, сев в кожаные кресла, замерли сфинксами российской селекции.

— Тань, может, пойдем к тебе в комнату, мне надо пяток вопросов задать…

— Пойдем.

— Не пойдем.

Жена опять «никак» посмотрела на заговорившего мужа.

— Хорошо. — Олег расстегнул куртку и сел в свободное кресло. — Таня, что было вчера после того, как трактор въехал в библиотеку?

Супруги смотрели Олегу в лицо, выискивая в нем диагноз дочери. Татьяна стряхнула крошки от бублика на колени и ковер.

— Усман бросил меня на асфальт. Сказал: «Лежи и не рыпайся». На нас чуть машина не наехала. Двое мужчин велели нам сесть в машину. Я хотела сказать Усману, что не надо их бояться, у них даже пистолетов в руках не было. Но Усман испугался и сел в машину. А чего я одна буду на улице лежать? Я тоже села. Нас на дачу привезли. Один такой… пальто темно-синее, а волосы белые, как у детей Запашного, это циркач такой, у него два сына. Оба очень фигуристые и красивые. Я два раза их по телевизору видела. Фигуры у них обалденные. Они жонглируют и обезьян тренируют. В воскресенье передачу смотрела, талия у младшего потоньше будет, чем…

— Таня, что спросил человек в синем пальто?

— В пальто? А-а! Он спросил, где Илья брал порошок.

— И… что ты ответила?

Танечка поморгала коровьими глазами, посмотрела на родителей, на застывшую в дверях Свету с раскрытым от любопытства и нетерпения ртом.

— Я правду сказала. Я видела… тот порошок, что мне Илюха давал, он брал у Усмана. А Усман заорал, что я дура, что про другой порошок надо рассказать. Тот, что он давал, — белый, а нужно рассказать про черный.

— Черный?

— Ну.

Прикинь. Я такой никогда не видела. Усман на меня орал, тогда я тоже на него орать стала. Нашел дурочку с переулочка. Что же я, не знаю, что порошки черные не бывают, это же не порох тебе. Про Илюху покричали, про Ленку и Эсфирь. Ленка-то неизвестно от кого беременна, но Илья прямо не отходил от нее последние полгода, с другими ей встречаться не разрешал.

— А потом?

— Потом? — Танечка покосилась на родителей, но ответила: — Потом мы с Усманом спать пошли, поздно уже было. А утром меня какой-то небритый, с усами домой отвез. И весь вечер вчера эти мужики с бешеными глазами, которые нас привезли, по телефону звонили. Я на их языке не понимаю, но цифры-то видно. Людмиле звонили и Ленке. Я сказала им, чтобы не надрывались, сказала, что вы их с собой забрали. Усман ругался — ругался с мужчинами. Такие они злые… противно. Спросили, где вы живете. Но я же не знаю…

Олег вскочил, набрал номер телефона своей квартиры. Номер не отвечал. Черт! Черт! Блин, идиот! Утром их надо было увозить!

Быстро набрав домашний номер Людмилы, послушал длинные гудки. Никто не подходил. Олег неопределенно кивнул хозяевам и в три прыжка оказался в прихожей… Только надев ботинки, вспомнил, что сам, когда звонил днем, запретил женщинам подходить к телефону.

Он вышел из квартиры, забыв толком попрощаться с двумя живыми оплывшими статуями в креслах. В дверях услышал, как женщина, не повышая голоса, сказала мужчине: «Усмана надо арестовать». Мужчина ответил: «Угу» — и послушно набрал номер телефона.

Людмила. День

Людмила положила трубку телефона.

— Олег звонил, обещал быть к семи.

Она подошла к окну, отодвинула тюль, прислонилась лбом к холодной стене и смотрела на улицу с таким ожиданием и светлой грустью, что Елене стало неудобно, но она все-таки кашлянула, похлопав себя по груди пальцами.

— Люд, Люда-а, может, я схожу за солеными огурчиками?

Людмила вздохнула и повернулась к ней.

— Тебе ж сказали — нельзя. Там в холодильнике майонез есть испортившийся, ты его на хлеб намажь. Мне помогало.

— Люда, ты мне что, враг? Ты же тридцать лет назад рожала. Тогда майонез был другой. А меня тошнит. Особенно от тухлого майонеза.

Людмила перевела взгляд из пространства воспоминаний на Елену, сидящую боком на стуле и сложившую руки на уже заметном животе.

— У тебя какой срок-то? Четыре?

— Шестой. А лучше яблочек моченых. Всегда к ним была равнодушна, а сейчас второй месяц по килограмму в неделю съедаю.

— Нет-нет, потерпи. Олег приедет, купит.

Людмила ушла на кухню, а Елена подошла к окну. Капель беззвучно проносилась сверху, минуя их этаж, и звонко падала в ноздреватый снег. С высоты второго этажа и при небольшой близорукости пейзаж за окном был радостным и чистым… Но хотелось не то соленого, не то кислого.

— Люда-а!

Елена тяжело протопала в тапочках сорокового размера на кухню.

— Мне душно. Мне нужно гулять.

— Окно открой.

Елена тяжело села на квадрат белой табуретки с острыми углами и опять вздохнула.