Эстетика. О поэтах. Стихи и проза

Соловьев Владимир Сергеевич

<Князю Д.Н. Цертелеву>

Увы, мой друг! Крепчайшими цепями Прикован я к московским берегам. Жду худшего: сидеть мне в темной яме И там вздыхать по милым Липягам. Но если бы и я был на свободе — Могу ли голым ехать в дальний край? Сие противно северной природе, Да и жандарм в земной не верит рай. А потому, покорствуя судьбине, Здесь остаюсь покуда недвижим, Но октября, надеюсь, в половине Воспользуюсь призывом я твоим.

Осень 1892

«Вы были для меня, прелестное созданье...»

Вы были для меня, прелестное созданье, Что для скульптора мрамора кусок, Но сломан мой резец в усиленном старанье, А глыбы каменной он одолеть не мог! Любить Вас tout de me me? [29] Вот странная затея! Когда же кто любил негодный

матерьял? О светлом божестве, любовью пламенея, О светлом божестве над вами я мечтал. Теперь утешу Вас! Пигмалионы редки, Но есть каменотес в примете у меня: Из мрамора скамью он сделает в беседке И будет отдыхать от трудового дня.

29

Все-таки (франц.).

Март 1893

«Цвет лица геморроидный...»

Цвет лица геморроидный, Волос падает седой, И грозит мне рок обидный Преждевременной бедой. Я на всё, судьба, согласен, Только плешью не дари: Голый череп, ах! ужасен, Что ты там ни говори. Знаю, безволосых много Средь святых отцов у нас, Но ведь мне не та дорога: В деле святости я – пасс. Преимуществом фальшивым Не хочу я щеголять И к главам мироточивым Грешный череп причислять.

Поправка

Ах, забыл я,– за святыми Боборыкина забыл! Позабыл, что гол, как вымя, Череп оный вечно был. Впрочем, этим фактом тоже Обнадежен я,– ибо Если не святой я божий, То ведь и не Пьер Бобо?

Октябрь 1893

<Н.Я. Гроту>

Скоро, скоро, друг мой милый, Буду выпущен в тираж И возьму с собой в могилу Не блистательный багаж. Много дряни за душою Я имел на сей земле И с беспечностью большою Был нетверд в добре и зле. Я в себе подобье божье Непрерывно оскорблял,— Лишь с общественною ложью В блуд корыстный не впадал. А затем, хотя премного И беспутно я любил, Никого зато, ей-богу, Не родил и не убил. Вот и все мои заслуги, Все заслуги до одной. А теперь прощайте, други! Со святыми упокой!

Начало ноября 1893

Метемпсихоза

Сочинено во время холерных судорог

Подсолнечник желтый Цветет в огороде, А сердце открыто Любви и природе. В холерное время,— Недавно здоровый,— Лежу без движенья, Зелено-лиловый. Подсолнечник желтый Поблек в огороде. В тревоге родные, Печальна прислуга, Пришли издалёка Два старые друга: Один пьет как губка, Другой – сумасшедший, Но вспомнили оба О дружбе прошедшей. Подсолнечник желтый Увял в огороде,— И сердце закрылось Любви и природе. И в гроб положили. Снесли на кладбище!.. Довольны ль вы, черви, Присвоенной пищей? Подсолнечник желтый Погиб в огороде. Из праха и тлена Цветок вырастает, К забытой могиле Пчела прилетает... Сидит на балконе Прелестная дева; Сияет красою И справа, и слева. Подсолнечник желтый Расцвел в огороде. На блюдечке меду Приносят той деве. И вдруг я очнулся В прелестнейшем зеве! Но будь он стократно Прелестен, а всё же Мое помещенье С могилою схоже! И мрачно, и сыро, И скользко! О горе!.. Но с крошечкой воска Я выплюнут вскоре! Подсолнечник желтый Цветет в огороде. О счастье, о радость! Я вновь на свободе. Вновь сердце открылось Любви и природе! Подсолнечник желтый Цветет в огороде...

Лето 1894

<М. С. Соловьеву>

Жди, аспид, змий и свиния, Меня у пруда ночью звездной, Хотя в трудах по горло я И d'inachev'e [30] зияет бездна. Но не изменится мой рок И d'inachev'e не станет делом, Какую б я из всех дорог Ни выбрал сердцем охладелым. Любовный пыл совсем остыл, Лишь

в дружбе я ищу опоры, А потому, о Михаил, С тобой увидимся мы скоро.

30

Из неоконченного (франц.)

Лето 1894

<Н.Я. Гроту и Л.М. Лопатину>

Редакторы и друзья! Вас ругать намерен я. Сказал мне Радлов, вам знакомый, Что, духом новшества влекомый, Ты, Грот, решил Сатурна бег Ускорить, – дерзкий человек! Но не удастся и вдвоем Ноябрь вам сделать октябрем. ______ Я клянуся сей бумагой И чернильницею сей: Вам редакторской отвагой Не смутить души моей. Вдохновляемый Минервой, Отошлю статью вам я Лишь тогда, как ляжет первый Снег на финские поля. Съезжу санною дорогой По озерам, по рекам, И тогда на суд ваш строгий, Лишь тогда статью отдам. _______ «На берегу пустынных» вод Мне муза финская явилась: Я только вежлив был – и вот Злодейка тройней разродилась. Иных покуда нет грехов, Ничто страстей не возбуждает, И тихий рой невинных снов Прозрачный сумрак навевает. Живу, с заботой незнаком, Без утомленья и усилья, Питаюсь только молоком, Как Педро Гомец, «Лев Кастильи». ______ Годится ли, или негодно — Кто для меня теперь решит? Хоть Сайма очень многоводна, Но про свое лишь говорит. Кругом собаки, овцы, крысы — Не вижу судей никаких, Чухонцы, правда, белобрысы, Но им невнятен русский стих. Пишу. Глядят в окошки ели, Морозец серебрит пути... Стихи, однако, надоели, Пора и к прозе перейти.

1-3 октября 1894

Признание

Посвящается гг. Страхову, Розанову, Тихомирову и Ко

Я был ревнитель правоверия, И съела бы меня свинья, Но на границе лицемерия Поворотил оглобли я. Душевный опыт и история, Коль не закроешь ты очей, Тебя научат, что теория Не так важна, как жизнь людей, Что правоверие с безверием Вспоило то же молоко И что с холодным лицемерием Вещать анафемы легко. Стал либерал такого сорта я, Таким широким стал мой взгляд, Что снять ответственность и с черта я, Ей-богу, был бы очень рад. Он скверен, с гнусной образиною, Неисправим – я знаю сам. Что ж делать с эдакой скотиною? Пускай идет ко всем чертям!

Октябрь 1894

Поэт и грачи

Краткая, но грустная история

Осень

По сжатому полю гуляют грачи, Чего-нибудь ищут себе на харчи. Гуляю и я, но не ради харчей, И гордо взираю на скромных грачей...

Зима

Морозная вьюга, в полях нет грачей, Сижу и пишу я в каморке своей.

Весна

Ласкается небо к цветущей земле, Грачи прилетели, а я – на столе.

Октябрь 1894

Эфиопы и бревно

В стране, где близ ворот потерянного рая Лес девственный растет, Где пестрый леопард, зрачками глаз сверкая, Своей добычи ждет, Где водится боа, где крокодил опасен Среди широких рек, Где дерево, и зверь, и всякий гад прекрасен, Но гадок человек,— Ну, словом, где-то там, меж юга и востока, Теперь или давно, На улицу села с небес, по воле рока, Упало вдруг бревно... Бревно то самое, что возле Мамадыша Крестьянин Вахромей В пути от кабака, не видя и не слыша, С телеги стряс своей. Лежит себе бревно. Народ собрался кучей, Дивится эфиоп, И в страхе от беды грозящей, неминучей Трясет уж их озноб! Бревно меж тем лежит. Вот в трепете великом Ничком к нему ползут! Бревно лежит бревном. И вот, в восторге диком, Уж гимн ему поют! «Могучий кроткий бог! Возлюбленный, желанный!» Жрецы уж тут как тут: Уж льют на край бревна елей благоуханный, Коровьим калом трут... [31] И скоро весть прошла о новом чудном боге, Окрест по всем странам. Богослуженья чин установился строгий, Воздвигнут пышный храм. Из Явы, из Бурмы, Гоа, Джеллалабада Несут к нему дары. Бревну такая жизнь, что помирать не надо, Живет до сей поры!.. Урок из басни сей для всех народов ровный — Глуп не один дикарь: В чести большой у нас у всех бывают бревна Сегодня, как и встарь.

31

Священный обычаи у индусов.