Эстетика. О поэтах. Стихи и проза

Соловьев Владимир Сергеевич

<Л.М. Лопатину>

Ты взвел немало небылицы На друга старого, но ax! — Такие ветхие мы лица И близок так могилы прах, Что вновь воинственное пламя Души моей уж не зажжет, И полемическое знамя, Увы! висит и не встает. Я слишком стар для игр Арея, Как и для Вакха я ослаб,— Заснуть бы мне теперь скорее... Ах! мне заснуть теперь пора б. «Феноменизма» я не знаю, Но если он поможет спать, Его с восторгом призываю: Грядем, возлюбленный, в кровать!

1896

<Надпись на книге «Оправдание добра»>

Явился

я на свет под знаком Водолея. Читатель, не страшись и смело воду пей: Она – не из меня, ее нашел в скале я, Из камня истины выходит сей ручей.

<1896>

«Уносит всё река времян...»

Уносит всё река времян, Исчезнут все вельможи; Победоносцев Дон-Жуан, Аскет Филиппов – тоже... И моногамный Муравьев, И молчаливый Витте, И сообщительный Хилков,— Кого ни назовите. Один несокрушим вовек Ни смертью, ни фортуной, Один великий человек: Делянов – вечно юный.

<1897>

<Л.М. Лопатину>

Левон! ты феномен! Российскому акцизу Феноменальный ты даешь доход. Взгляну ли на тебя я сверху или снизу — Ты феномен... Но феномен и Грот! Мы все феномены, всем тварям по закону Субстанциями быть запрещено,— Куда б ни метил ты: в корову иль в ворону,— Субстанцию минуешь всё равно. Итак, Левон, будь тверд, и царскому акцизу Потщись доход являемый платить Не прыгай слишком вверх и не спускайся книзу: Феномену субстанцией не быть!

<1897>

<Эпиграммы>

1

Придет к нам, верно, из Лесбоса Решенье женского вопроса.

2

Дал вечность Лесбии своей Катулл, хоть к ней отнесся строго... Катуллов нет у нас, ей-ей, Но Лесбий, батюшки, как много!

<1897>

«Некогда некто изрек „Сапоги суть выше Шекспира“..»

Некогда некто изрек «Сапоги суть выше Шекспира». Дабы по слову сему превзойти британца, сапожным Лев Толстой мастерством занялся, и славы достигнул. Льзя ли дальше идти, россияне, в искании славы? Вящую Репин стяжал, когда: «Сапоги, как такие, Выше Шекспира,– он рек,– сапоги, уснащенные ваксой, Выше Толстого». И вот, сосуд с блестящим составом Взявши, Толстого сапог он начал чистить усердно.

<1897>

По поводу стихов Майкова у гробницы Грозного и стихов Фофанова на могиле Майкова

Когда лукавыми словами Ты злую силу воспевал, Не мнил ты, Майков, что меж нами Уже отмститель восставал! И он пришел к твоей могиле, И дикий вой раздался вдруг, И стало тошно адской силе, И содрогнулся горний круг. А там в Архангельском соборе Прошел какой-то странный гул, И, несказанным виршам вторя, Сам Грозный крикнул: «Караул!»

Начало марта 1897

<М.М. Стасюлевичу>

Не болен я и не печален, Хоть вреден мне климат Москвы: Он чересчур континентален, — Здесь нет Галерной и Невы. Ну, насолил же мне Чичерин, Самодовольный дворянин,— Всё переврал, как сивый мерин, Скопец тамбовских Палестин. Вчера

прикончил я злодея. Украл он месяц трудовой. За это бьют! И не жалея — Трах, трах!– и в яму головой!

5 октября 1897

<М.М. Стасюлевичу>

Не обманул я Вас, а сам обманут. Кого я жду – за Альпами пропал! Надежды скоро Вас увидеть – вянут. И вот опять я письмописцем стал. Пишу и Вам, пишу и на квартиру. А то – за упокой хозяин мой На проскомидии уж подавал просвиру, Он человек с чувствительной душой. А между тем себя я сглазил, видно,— Неделю целую в недуге я морском Страдал усиленно,– и скучно, и обидно Стоять весь день над тазом иль горшком. Упомяну еще и о неврите... Но мне уж слышится готовый ваш ответ, Вы не упустите мне возразить: «Не врите!» Хотя неврит есть факт, вранья тут нет! Но про болезни слишком уже много! Помимо них, я полон юных сил. Дел и проектов столько, что у бога Сто сорок лет в аванс бы попросил.

Октябрь 1897

«Отказаться от вина...»

Отказаться от вина — В этом страшная вина; Смелее пейте, христиане, Не верьте старой обезьяне.

1898

«Вчера, идя ко сну, я вдруг взглянул в зерцало...»

Вчера, идя ко сну, я вдруг взглянул в зерцало,— Взглянул и оробел: И в длинной бороде седых волос немало, И ус отчасти бел. Не смерть меня страшит: я, как Кутузов, [34] смело Обнять ее готов,— Почто же трепещу пред каждой нитью белой Презренных сих власов?

34

Под Кутузовым можно разуметь ad libitum (по желанию (лат.) покойного фельдмаршала князя Смоленского, а равно нынешнего директора трех банков и певца смерти.

«Иль я славянофил? Отнюдь! Но в глас народный...»

Иль я славянофил? Отнюдь! Но в глас народный Я верю, как они, А оный глас – увы!– душе моей свободной Сулит плохие дни. «Когда в твоей браде,– я слушаю тревожно,— Блеснуло серебро, Душевный мир сберечь тебе уж невозможно: Ты беса жди в ребро!» Умолкнул вещий глас.– Тоскою беспредметной, Как встарь, душа полна. …………………………............................................. …………………………............................................. …………………………............................................. Не бес один, не пять в моем ребре несчастном, А легион чертей... Ужель и мне искать в сем кризисе ужасном Спасительных свиней? И вот опять звенит, но не в ушах, а сбоку. Вот и слова слышны: «Всего-то отдохнуть тебе мы дали сроку Одну иль две весны. А ты уж возомнил, что с тульским архиереем [35] Сравнялся простотой. В противном убедить мы средства все имеем... Любезнейший, постой!» ………………………............................................. Что дальше слышал я, что увидал в мечтанье, Во сне что испытал,— Рассказывать тебе не стану в назиданье: Ты сущность угадал.

35

Под тульским архиереем сии лукавые и нечистые твари разумеют покойного преосвященнейшего Никандра, который настолько упростил свое миросозерцание, что у всякой женщины осматривал лишь «обыкновенное женское лицо».