Эта девочка Моя

Царева Вероника

— Почему ты ничего не говоришь? Тебя это хоть как-то задевает?

Во мне вспыхивает гнев.

— Конечно, это задевает меня, но что мне делать, Марк? Что, блядь, я могу сделать, чтобы изменить то, что произошло?

Он качает головой, сжимая руль до побеления костяшек, и все, что я могу представить в этот момент, это как я обхватываю руками шею Игоря и выжимаю из него его жалкую жизнь.

— Я не посылал эту гребаную аудиозапись. Ее не должен был слышать никто, кроме ребят.

Марк горько смеется.

— О, ты думаешь

было бы лучше, если бы эту запись слышал только ты и твои тупоголовые друзья. Круто, хотя как мне кажется это вообще не должно быть записано.

Я вижу, что он едва сдерживает себя, но я рад, что такой человек как он есть у Дианы. Ей нужен кто-то, кто защитит ее, потому что я не могу.

Я неудачник, жалкий неудачник.

— Нет, это не так. Это была гребаная ошибка, о которой я буду сожалеть до конца своих дней. Но, я не рассылал это. Я просто хочу, чтобы ты это знал.

— Тогда кто это сделал?

Он бросает на меня неверящий взгляд, когда въезжает на парковку для сотрудников.

— Игорь.

Он качает головой, и я понимаю, что он мне не верит. Почему он должен верить? Я сделал эту запись. Все указывает прямо на меня.

— Это версия выглядит не очень хорошо. У тебя есть еще несколько проступков за время обучения, и я могу сказать, что тебе лучше подготовиться к тому, что тебя ждет, потому что это будет плохо. Не так давно назначили нового ректора, я его совсем не знаю, он бывший депутат и возглавлял комиссию по этике. Такую же комиссию он решил создать в университете и сейчас ее созвали по этому поводу. Хотят дать юридическую и морально-этическую оценку действиям студента.

Я пожимаю плечами.

— Мне все равно, что они собираются делать.

Нет ничего хуже чем видеть, как единственная женщина, которую ты любишь больше жизни, говорит тебе, что ненавидит и больше никогда не хочет тебя видеть. Ничто не может быть больнее этого. Так что я приму все, что они решат, потому что, блядь, видит Бог, я этого заслуживаю.

Марк ничего не говорит, вместо этого паркуется и глушит двигатель. Когда он открывает свою дверь, я вдыхаю и вылезаю из машины, обходя ее спереди.

Они могут сделать все что угодно… сказать все, что захотят, наказать меня, как им заблагорассудится, но ничто не превзойдет ту боль, которую я уже чувствую, вину и стыд, которые покрывают меня.

Я сделал это.

Я растоптал ее чувства.

Я уничтожил нас.

Глава семьдесят восемь

Диана

Я очень долго стою под душем, вода холодная, но я не замерзла. Я не дрожу и не жажду тепла. Я вообще сейчас ничего не чувствую. Я в душе только потому, что Марк заставил меня. У меня не было такого желания. Если бы это зависело от меня, я бы все еще лежала в постели и смотрела в потолок, это все, что я хотела делать последние два дня.

— Диана? — приглушенный голос Марка доносится через дверь ванной. — Ты в порядке?

Нет.

Я не в порядке. Я вообще не знаю, что сейчас из себя представляю, но "в порядке" — это не то слово, которым я бы описала свое состояние.

Онемение. Подавленность. Это были бы гораздо лучшие слова, но я не говорю ему и этого. У меня нет сил на слова, я уверена, что они мне и не нужны. Марк и так все знает.

— Ты там уже целую вечность. Выходи, я приготовил нам обед.

Я выключаю воду и выхожу из душа, мои движения почти механические, как и то, как я себя чувствую.

Я робот с основными функциями, но без чувств.

Высушив волосы, я одеваюсь, выбирая одежду из кучи на тумбочке, которую Марк положил для меня. Я открываю дверь и вижу, что он все еще стоит в коридоре и ждет меня. Он мягко улыбается мне, и я знаю, что должна улыбнуться в ответ, хотя бы из вежливости, так поступают все нормальные люди. И все же я не могу заставить свои губы хотя бы немного растянуться.

Неужели я теперь всегда буду такой? Эта мысль меня не беспокоит.

Мы садимся за стол, где нас ждут две тарелки с бутербродами. Горячие бутерброды с курицей, сыром и листьями салата. Это мои любимые, именно поэтому Марк их приготовил.

К сожалению, у меня все еще нет аппетита, поэтому я просто смотрю на него. Когда он это замечает, то подталкивает тарелку еще ближе ко мне и приказывает мне есть. Взяв бутер, я откусываю маленький кусочек.

— Диан, я действительно думаю, что тебе стоит поговорить хоть с кем-нибудь, — начинает Марк, его голос мягкий. — Ты знаешь, что можешь поговорить со мной, но если ты не чувствуешь себя комфортно, ты можешь поговорить с кем-нибудь еще. Я могу пригласить кого-нибудь, тебе даже не придется выходить.

Я продолжаю жевать еду, даже не смотря на него. Я не хочу говорить ни с ним, ни с кем-либо еще. Я просто хочу забыть и остаться одна. Все, чего я хотела, когда вернулась сюда, — это нормальная жизнь.

Я уже так много потеряла, а тут я потеряла все снова.

— Прости, что заставил тебя прийти на ужин тогда. Я был слишком глуп. Не понимал, почему ты сходишь с ума из-за встречи с ним. Я понятия не имел, насколько все плохо на самом деле. Черт, Кир творил такое дерьмо… но то, что он сделал с тобой… я никогда бы не подумал, что он способен на такое.

Его имя вызывает эмоции, гнев или, может быть, печаль?

Я не знаю… но одно я точно знаю, я не хочу слышать его имя, только не сейчас, а может быть, никогда.

— Он заплатит за то, что сделал с тобой. Он мой брат, и я люблю его, но у него не было права делать то, что он сделал.

Марк ударяет кулаком по столу, но я даже не вздрагиваю от этого действия.

— Пожалуйста… — мое горло пересохло, поэтому слова даются с трудом. — Пожалуйста, остановись.

Я смотрю на него, и он кивает, пытаясь сдержать свой гнев. За все годы, что я его знаю, я никогда не видела его таким злым.