Эта милая Людмила
Шрифт:
Давайте вернёмся, уважаемые читатели, к разговору деда с внуком, разговору, какие происходили не раз и не два, но всегда ничем определенным не заканчивались. На сей же раз Герка явственно чувствовал, что дед от слов намерен перейти к делу.
Но тот пока будто и забыл обо всем, покуривал себе в удовольствие, покрякивал, покряхтывал да покашливал, покручивал свои длинные усы да гладил широкую, почти до пояса бороду. Герка уже очень страдал, изнывая от нетерпения, просто не представляя, как продолжить разговор. И вдруг дед Игнатий Савельевич решительно произнёс:
— В баньке бы мне сегодня
— Издеваешься ты надо мной! — в сердцах вырвалось у Герки. — То музей, то телевизор цветной, то радио, то кино, и вот на тебе — банька ему понадобилась! Ты скажи: будет мне музей или тебе банька будет? Разыгрываешь ты меня, что ли? Вреднющий ты, дед, все-таки!
— Ничего я тебя не разыгрываю, — строго, даже сурово отозвался дед Игнатий Савельевич и с достоинством продолжал: — Не вреднющий я нисколечко, а заботливый. И не волнуйся, тебе говорят. Будущее твое… — Он покряхтел, покрякал, покашлял. — Будущее твое прекрасно. Я лично всё организую. А теперь слушай внимательно. Каждое мое слово старайся уразуметь. В город я собираюсь. Понятно? В областной центр. Ясно? А там надо вид иметь. Соображаешь? Костюм я свой парадный надену с медалями. Раз. Шляпу. Два. Галстук полосатый. Три. И штиблеты новые со скрипом. Четыре. С таким моим видом место тебе в музее, конечное дело, обеспечено.
— Ну, а в школу-то меня заставят ходить или нет?
— Экс-по-на-та? В школу? — возмутился дед Игнатий Савельевич. — Да ты что?! Там к тебе ни одного учителя или учительницы и близко не подпустят! То есть смотреть-то им на тебя разрешат. Глядите, мол, изучайте, но больше ни-ни-ни! Не ваш он теперь! Музейный он теперь! Экс-по-нат! Что-то вроде скелета мамонта! Вот!
От неожиданности, восторга и всё-таки некоторого острого недоверия Герка с большущим трудом выговорил:
— Какого ещё скелета мамонта? При чём тут мамонт? При чём тут скелет?
— Да в каждом музее, дорогой внучек, скелет мамонта имеется. И ты — экс-по-нат, и скелет — экс-по-нат. Только скелетов-то мамонтовских много, а ты — один!
— Стой, дед, стой! — попросил Герка. — Ну, сижу я там или лежу… А дальше-то, дальше что?
— В том-то и дело, что ни-че-го-шеньки! Там у тебя, дорогой внучек, никаких забот, будто у скелета мамонта. Ты же экс-по-нат, а экс-по-на-там беспокоиться не о чем. Дирекция о них беспокоиться обязана. К тому же… — Дед Игнатий Савельевич выдерживал длиннющую торжественнейшую паузу. — К тому же в музее работают ученые люди под названием экскурсоводы. Все они очень умные и почти все поголовно в очках. Они про тебя посетителям лекции будут читать! Какой ты есть редкий и ценный экс-по-нат!
Герка от такой замечательной, непостижимой перспективы сделал три глубочайших вдоха-выдоха и лишь после этого спросил:
— А чего про меня посетителям-то читать?
— Ну… — Дед Игнатий Савельевич недоуменно развел руками и с уважением ответил: — Это уж чего их ученые головы придумают. Они и про мамонтов всё знают, и тебя всего изучат.
— Так действуй, дед, действуй! — уже в высшей степени нетерпеливо, уже и не попросил, а прямо-таки приказал Герка. — Баньку топи! В город собирайся!
— Ишь
Опять не знал Герка, растерянный и смущенный неожиданным, невероятным счастьем, радоваться ему изо всех сил или махнуть рукой на дедовы разговоры. У внука в горле от обиды сухой комок образовался, ни одного слова не скажешь — хоть плачь.
А дед Игнатий Савельевич с невозмутимым видом объяснил:
— Не выбрал я, понимаешь ли, в какой музей тебя предложить.
— Да хоть в какой! — вырвалось у Герки с отчаянием. — Мне бы только экспонатом стать! Чтоб меня но телевизору показывали! Чтоб кино про меня…
— Нет, нет, нет и нет! — Дед Игнатий Савельевич с большим сомнением покачал головой, принялся задумчиво покряхтывать, покрякивать, покашливать, крутил свои длинные усы, теребил широкую, почти до пояса бороду. — Я за тебя перед наукой несу огромную ответственность. А мне грозит одна ошибка… Вот, предположим, сдам я тебя в областной краеведческий музей…
— Сдавай, дед, сдавай! Я согласен!
— А вдруг мне письмо или даже телеграмма «молния» придёт знаешь откуда? Из Москвы! Как, мол, это так, уважаемый Игнатий Савельевич, получилось? Как, мол, вы своего единственного внука — может быть, самого ленивого, самого избалованного на всем нашем земном шаре, понимаете ли, такой наиценнейший экс-по-нат посмели отдать в областной музей?! Ведь ему место в Москве! Его должна вся страна видеть!
— Ну и вези меня сразу в Москву.
— Сразу… в Москву… вези… А там академиков знаешь сколько? Может, не меньше, чем милиционеров. А милиционеры там на каждом шагу.
— Да при чём здесь какие-то академики?! — Герка даже и не знал, растерялся ли он до последней степени, возмутился ли в самой высшей степени или просто совсем запутался без надежды выпутаться. — Ну при чём здесь академики?!?!
Честно говоря, уважаемые читатели, дед Игнатий Савельевич и сам не мог пока сообразить, не придумал ещё, при чём здесь академики, а поэтому долго молчал и ответил таинственным голосом:
— Они, академики-то, при всем. И в музейных делах тоже побольше всех разбираются. Но, предположим, доставляю я тебя в Москву. Так, мол, и так, принимайте наиценнейший экс-по-нат. И вызовут тут меня академики. И зададут они мне один вопрос. Какое, дескать, вы имели право беспокоить нас, академиков, отрывать нас от нашей академической деятельности? А?
— Так ты им всё и объясни! — размахивая руками, чуть ли не крикнул Герка. — Растолкуй им, кто я такой!
Дед Игнатий Савельевич принялся сначала тихонечко хихикать, а затем всё громче и громче хохотать и хохотал до тех пор, пока не закашлялся. Прокашлявшись, он важно ответствовал:
— Это мы в нашем посёлке знаем, какой ты есть. А в Москве ещё доказать надо, что ты — наиценнейший экс-по-нат… Главная беда, дорогой внучек, в том, что ты никуда, кроме музея, не годишься. Ты у нас именно вроде скелета мамонта. Тот ведь тоже, кроме музея, никуда не годится. Вот я и должен принять безошибочное решение — в какой музей тебя определить.