Это было на рассвете
Шрифт:
«…Личный состав гвардейской танковой бригады проявит еще большую решимость для нанесения удара по немецко-фашистским войскам и сделает все, чтобы раз и навсегда покончить с гитлеровскими захватчиками…»
После собрания состоялся концерт художественной самодеятельности личного состава. За сценой предварительно репетировали и тут же выходили на сцену. Сидит ли в танке с тобой рядом товарищ, стоит ли в траншее — неведомо тебе, какой в нем кроется талант. А вот теперь он поет, пляшет или читает стихи. Концерт прошел с большим успехом.
Воодушевленные решением партактива, мы с энтузиазмом приступили к боевой учебе.
Боевые машины сдали другим частям. Все наши танки требовали самого тщательного осмотра и ремонта. Шутка ли! По лесисто-болотистой, гористой местности без планово-предупредительных ремонтов они прошли 1084 километра! Из них 181 — с боями. Все моторесурсы были израсходованы давно, истекли межремонтные гарантийные сроки. Гусеницы многих машин держались на трех-четырех катках. Резиновые бандажи с них слетели давно. Если удалось так долго сохранить боеспособность машин, то в этом была большая заслуга технического персонала бригады. Именно он восстанавливал, а порою «оживлял» их буквально из обломков и снова ставил в боевой строй.
Свирепствовала заполярная зима. Но она нас не пугала. Помпохозы давно позаботились о нас. Одели в белые овчинные шубы, ватные брюки, валенки, меховые танкошлемы, теплое белье. Палатки свои утеплили, заготовили немало дров. И питание было организовано лучше некуда. Около перекрестка дорог, что под Петсамо, совместно со стрелковыми подразделениями захватили у противника продовольственную базу 20 Лапландской армии.
Зима под Мурманском довольно своеобразная. С утра — морозище. Кажется, камень превращается в ледяшку. Над заливом в такую погоду низко стелется густой темно-серый туман. А перед сумерками подует теплый ветер, и снег начинает садиться, таять. Или повалит мокрый снег. Еще позже начинают играть на небе сотни ломаных лучей полярного сияния. В такую пору долго не ложились спать.
Как-то, чтобы рассеять тоску тыловой жизни и отведать какое-нибудь морское блюдо, мы, десять офицеров, решили посетить ресторан «Арктика». Посещение было неудачным. Не успели раздеться, как к нам подбегает директор ресторана и просит:
— Танкисты, помогите!
В ресторане шла настоящая рукопашная схватка: американские моряки били своих же моряков-негров. Как только мы появились, негры сразу приблизились к нам. Американцы посмотрели, что перед ними стоят десять здоровых военных в шубах, черных танкошлемах, и усмирились моментально.
Тут старший лейтенант Жора Иванов своим басистым голосом строго проговорил:
— Господа джентльмены! Хулиганить вам тут не позволим, прошу покинуть ресторан!
Слышим, один из них шепчет: «тэнкерс, тэнкерс». Стало быть, поняли, что мы танкисты, и поторопились в раздевалку.
Наше настроение было испорчено. Выпив по стакану вина и закусив морскими гребешками, покинули ресторан и мы. Больше там мы не появлялись: было противно смотреть на пьяных, задиристых американских моряков. Они всюду пытались проявлять превосходство перед неграми. В городском кинотеатре негры занимали самые задние места. И если кто-нибудь из них осмеливался сесть в середине, то его американцы начинали притеснять.
Около двух месяцев мы настойчиво продолжали занятия. К новому году наш третий батальон занял второе место по боевой подготовке. По вечерам смотрели много кинокартин, слушали
Но всех нас тянуло на фронт. Там наши гонят гитлеровцев, а мы занимаемся, да в кино ходим. Счастливые, они в скором времени будут на танках въезжать в Берлин, водружать над рейхстагом Красное Знамя. А мы сидим тут. Эти мысли не давали покоя каждому из нас.
28 января 1945 года. После завтрака командиров батальонов и отдельных подразделений вызвали в штаб бригады. Комбриг дал указание на передислокацию. Во второй половине дня наш воинский эшелон с техникой и танками медленно отошел от станции железной дороги. Подул сильный теплый ветер, а вскоре повалил мокрый снег с дождем. Над Кольским заливом висели низкие черные тучи. Мы покидали край северных сияний.
Глава III
ЗАРЯ ПОБЕДЫ
Перед «Большой Зорькой». — На Берлин! — Размышление после войны.
За ночь Кольский полуостров остался позади, теперь мы ехали по карельской земле. В этих местах за время войны побывал я дважды, но каждый раз — знойным летом. Теперь тут — в полном разгаре зима. Кругом словно все оцепенело в ночной, морозной дреме. За окном нашей теплушки проплывают железнодорожные станции, полустанки, поселки. Белый снег щедро укрыл землю, крыши домов. На бархатисто-зеленых ветках высоких остроконечных красавиц-елей медленно раскачиваются серебристо-белые шапки. Любоваться такой красотой природы — одно удовольствие. Она напоминает мне родные места. И, наблюдая с затаенным дыханием эту красоту, невольно испытываешь тоску по родному краю. В эту пору над скованной морозом родной и милой речкой Юшут склонились одетые в белую пушистую шубу ольха, ивы. Родники Юшута, пожалуй, и теперь не поддаются морозам, никакой силе не заковать их в ледяной панцирь.
Мороз для нашего вагона нипочем. Справно работает жадно пожирающая дрова и уголь печка. Настроение у каждого из нас, как всегда, приподнятое. Мы проникнуты чувством огромной радости, что едем на фронт. Обговорили меж собой обо всем. Теперь разговор идет лишь об одном — где посчастливится произвести последний победный выстрел? Внутренне каждый мечтал сделать это в столице фашистской Германии.
Пункт назначения нам неизвестен. А может быть, вышестоящее командование еще окончательно не решило, на какой участок фронта направить нашу бригаду? На каждой узловой станции мы стараемся узнать, в какую сторону открыт светофор.
Наш эшелон проследовал через Волхов, Чудово, Калинин, Москву, Смоленск, Могилев. Наконец, пробыв в пути ровно пятнадцать суток, рано утром остановились на станции Осиповичи, что в Могилевской области. Это был конечный пункт. К вечеру выгрузились все эшелоны бригады.
Расположились мы в каменных казармах из красного кирпича. Вначале было непривычно. Ведь за три года и семь месяцев войны, если не считать госпиталей, всегда располагались в танке, землянках, палатках. А теперь, как в мирное время, — в казарме, да на персональной кровати. Надо не надо — ворочались, словно маленькие, потому что было интересно. Однако каждый из нас думал и настораживался: надолго ли мы тут расположились?