Это было в Ленинграде. У нас уже утро
Шрифт:
То, что Астахов, которого она, в сущности, так мало знала, стал ей небезразличен, казалось Ольге проявлением слабости и легкомысленности её характера. Теперь, убеждая себя в том, что ей следует гордиться своим поспешным отъездом, своей силой воли, она всё-таки не переставала думать об Астахове, о том, где он сейчас, что делает, вспоминает ли её, огорчил ли его или прошёл незамеченным её поспешный отъезд.
Так, то засыпая, то просыпаясь, когда поезд нырял в очередной туннель, и всё время думая об Астахове, Ольга добралась до Танаки.
Глава IV
Доронин
Дул холодный, влажный ветер. Откуда-то издалека доносился мерный, то затихающий, то нарастающий шум. Точно что-то огромное, неимоверно тяжёлое с трудом громоздилось куда-то ввысь и, не достигнув вершины, низвергалось с шипением и грохотом. Доронин понял, что это и было море.
Он двинулся наугад по направлению к этому шуму. Вскоре вдалеке показалась цепочка слабо мерцавших огоньков, над ней другая, третья. Это было похоже на Большую Медведицу, если смотреть на неё в очень тёмную ночь. Городок, видимо, был расположен на сопках.
Стояла полная тишина, только где-то совсем рядом мерно шумело море. Не было видно ни души. Домики, в которых не светилось ни одно окно, выглядели ещё более лёгкими, чем в Средне-Сахалинске. Соседство этих непрочных построек с громадой моря показалось Доронину неестественным.
«Как же мне найти этот рыбокомбинат? — подумал он. — Даже спросить не у кого!»
Море на секунду затихло. Оно ползло где-то рядом, шурша галькой и подкрадываясь, как огромный хищный зверь. И, словно наконец решив, что скрываться больше ни к чему, оно с внезапным грохотом изо всей силы ударило о берег.
Доронин остановился в испуге. Брызги не долетели до него, но он отчётливо ощутил сырое дыхание моря и невольно сделал несколько шагов в сторону.
«Вот уж это надо бросить! — с досадой на свой испуг подумал он. — Мне придётся жить здесь, на берегу, и, вероятно, не раз выходить в море. Я должен побороть в себе этот страх».
Он пошёл вдоль берега и скоро различил в темноте длинное узкое строение.
— Кто идёт? — окликнул его чей-то молодой уверенный голос.
Доронин облегчённо вздохнул.
— Рыбокомбинат здесь, товарищ? — спросил он.
— Здесь, — ответили из темноты. — А вы кто такой будете?
— Как бы мне какое-нибудь начальство отыскать? — не отвечая на вопрос, сказал Доронин.
Из темноты вышел человек и посветил карманным фонариком прямо в лицо Доронину. Тот зажмурился, но фонарик тотчас же погас, и Доронин смог разглядеть своего собеседника. Это был молодой парень в пилотке и ватнике, подпоясанном ремнём.
— Вы откуда будете? — снова спросил парень.
— Сейчас из области приехал, а вообще — с материка.
— Все с материка. Вам кого надо-то?
— Давай
— Директор спит.
— Придётся разбудить.
— Нет уж, — твёрдо сказал парень, — если вы на работу прибыли, то давайте в барак…
— А ну, друг, быстро веди меня к начальству. Ясно? — коротко приказал Доронин тем тоном, который безошибочно действовал на фронте на слишком несговорчивых часовых чужих подразделений.
Расчёт оказался верен. Парень весь как-то подтянулся, — Есть, — сказал он.
Они прошли мимо тёмных бараков, вошли в дом и поднялись по ветхой деревянной лестнице.
— Может, вам не так срочно? — нерешительно спросил парень, останавливаясь перед дверью.
Его забота о директоре тронула Доронина: он вспомнил своего ординарца, погибшего в сорок третьем под Любанью.
— Не волнуйся, стучи, директор ждёт меня.
Парень осторожно постучал.
— Кто? — спросил за дверью женский голос.
«Однако, — подумал Доронин, — мой предшественник устроился тут совсем по-семейному. Жена, детишки, наверное…»
— К вам тут приехали, говорят — срочное дело, — неуверенно сказал парень.
Дверь открылась. На пороге стояла женщина лет двадцати восьми, невысокого роста, в синем комбинезоне. Её густые волосы были наспех зачёсаны назад, и только одна русая прядь свешивалась на лоб.
— Извините, пожалуйста, — смущённо сказал Доронин, — мне нужен исполняющий обязанности директора комбината.
— Это я, — сказала женщина, — проходите. — У неё был негромкий, грудной голос.
Доронин не двинулся с места.
— То есть как это вы? — пробормотал он.
— Очень просто. Вы ведь Доронин? Меня известили о вашем приезде. Ну, чего же вы… словно к полу приросли? Спасибо, Нырков, — кивнула она парню, все ещё стоявшему поодаль, — можешь идти.
Доронин вошёл в комнату. Горел электрический свет. Женщина поправила одеяло на постели.
— Давайте знакомиться, — сказала она. — Вологдина Нина Васильевна. Да что вы смотрите на меня, точно на осьминога? Ставьте же чемодан.
Вологдина говорила серьёзно, но казалось, что она с трудом удерживает улыбку.
— Видите ли, — начал Доронин, — меня не предупредили…
— Что я женщина?
— Да нет… — совсем смешался Доронин. — Словом… словом, вот я прибыл.
— Что верно, то верно, — сказала Вологдина и вышла из комнаты.
«Вот так штука! — подумал Доронин. — Почему же мне не сказали, что тут женщина заправляет?…»
Он осмотрелся. Кроме железной, наспех застеленной кровати, в комнате стояли письменный стол и продавленное плетёное кресло. Над столом висело что-то похожее не то на картину, не то на чертёж. На желтоватой, точно посыпанной песком земле симметрично расположились лёгкие, изящные строения. За ними или, вернее, над ними, ибо чертёж был лишён всякой перспективы, голубело неподвижное море, совсем такое, как где-нибудь в Крыму. Под всем этим на деревянной раме виднелись какие-то иероглифы.