Это было жаркое, жаркое лето
Шрифт:
— Объясняю, — спокойно, даже не запыхавшись, начал Сергей. — Насчет козлов. — Объяснить про «козлов» он однако не успел, так как дверь в тамбур неожиданно распахнулась и в проеме появился дружок крепыша, тот что повыше.
— Лапоть! — позвал тот. — Лапоть, ты чего тут застрял… — Он не договорил, увидев живописную картину — бодавшего дверь, скрючившегося явно не по своей воле дружка, и спокойно удерживающего его Сергея, словно они играли в какую-то веселую детскую игру, типа «Допрос в гестапо», где роль Мюллера, увы, досталась отнюдь не фиксатому.
Стоял ли второй уродец за дверью специально, страхуя подельника, или пришел искать его случайно, Сергей
— На, получай своего Лаптя! Обуйся! — И не давая ни секунды передышки, пока тот инстинктивно прикрывал руками пах, куда была устремлена голова таранящего его крепыша, сильно ударил кулаком по челюсти, отчего длинный улетел из дверей тамбура обратно — в пространство перед туалетом. Затем Сергей ударил уже вскакивающего на ноги Лаптя в солнечное сплетение, и пока тот, согнувшись, скользил на пол, протирая спиной стенку тамбура, выскочил за высоким, который напрочь отключившись, валялся перед сортиром. Схватив за шиворот, он поволок его в тамбур, к дружку, не забыв бросить внимательный взгляд вдоль коридора вагона — к счастью, там никого в тот момент не оказалось и короткая драка осталась незамеченной. Бросив длинного, словно какую-то ветошь, на пол, Сергей вновь схватил уже чуток отдышавшегося и начинавшего приходить в себя Лаптя. Опять резко заломав ему руку, точь-в-точь как это было только что, он вновь упер его физиономией в знакомую тому дверь переходника, словно намереваясь продолжить их «игру», на мгновенье прерванную посторонним.
— Так вот, мы вроде как не договорили насчет «козлов» и «петухов», — как ни в чем не бывало обратился Сергей к крепышу. — Ты готов? Продолжим?
— Завязывай… Я все понял, — сдавленно, морщась от боли, просипел тот, делая безуспешные попытки высвободиться.
— Да нет, ни хрена ты еще не понял, — спокойно возразил Сергей и ударил его головой о дверь — чувствительно, но так, чтобы тот не потерял сознания. — Так вот, продолжим нашу светскую беседу… Я назвал тебя козлом. Допустим. И петухом тоже. Ну и что дальше? — спросил он у застонавшего при ударе о дверь Лаптя. — Отвечай! — Он опять ударил его головой, но уже слабее. — Ну!
— Ну, это плохие слова, — сдавленно, со слегка жалобной уже интонацией, начал Лапоть. — У нас за это…
— Стоп! — Сергей еще раз чуть боднул головой докладчика дверь переходника. — Уточним! Где это — у вас?
— Ну, у нас в зоне, — окончательно утратив силу духа, уже совсем откровенно заканючил тот.
— Ага! — Если бы у Сергея в тот момент были свободны руки, он непременно поднял бы назидательно указательный палец кверху. — Ага, у вас в зоне, значит… А мы сейчас с тобой, по-твоему, где? В зоне? Отвечать! — И Лапоть уже в который раз опробовал головой дверь на прочность.
— Нет… — промямлил он. — Не в зоне.
— А где же? — с веселым интересом учителя, слушающего ученика, несущего явную галиматью, поинтересовался Сергей.
— В поезде? — неуверенно предположил Лапоть.
— Ответ неверный! — засмеялся «учитель». — Точнее, верный лишь частично. — Он еще разок стукнул не правильно ответившего «ученика». — Думать! Где мы, если не в зоне?
— На свободе? — сделал вторую попытку угадать тот.
— Правильно! — на сей раз одобрил его ответ Сергей и поощрил тем, что не стал сейчас портить имущество, принадлежащее железной дороге, и без того еле сводящей концы с концами. — Правильно, на свободе.
— Молчишь? — склоняясь к нему, поинтересовался Сергей.
— Нечего сказать, да? — И не получив вразумительного ответа, продолжил:
— Тогда я тебе скажу, а ты внимательно слушай и запоминай — потом и дружку своему передашь, когда он очухается, а то я ведь больше повторять не намерен…
И принялся объяснять Лаптю смысл жизни. А преподавая благодарному слушателю свою теорию, он изредка постукивал того головой в такт отдельным ключевым словам своей речи, как бы для закрепления и лучшего усвоения втолковываемого материала. Напарник крепыша валялся в углу по прежнему без движения и Сергей ни на секунду не усомнился, что всяческого рода хитрость или притворство со стороны того отсутствуют — он прекрасно знал, куда и с какой силой необходимо бить, а также, какое самочувствие после таких ударов обычно бывает.
— Так вот… Живут там такие вот поганцы вроде тебя самого. Ну, я не считаю тех, кто попал туда случайно или старается жить там не по вашим ублюдочным законам. Имеется в виду, по законам той погани, которая именует себя блатными и к которой принадлежишь и ты, судя по твоим весьма выразительным наколкам… И вот, проведя там хрен знает сколько времени и уже окончательно выживая из ума от безделья — ведь вам по опять-таки своим же ублюдочным законам работать вроде как не положено, — вся эта мразь, включая тебя, начинает придумывать всяческого рода дерьмо — прописки, вопросики всякие подковыристые, в общем, всякую дебильную срань. И еще словечки жаргонные… Ну ладно, казалось бы, придумываешь, ну и придумывай себе на здоровье, да пользуйся этим дерьмом среди таких же идиотов, каким являешься и ты сам…
Сергей очередной раз пристукнул головой подопечного о дверь и поменял уставшую руку.
— Так нет же, вам, дерьму собачьему, то есть, этого уже становится мало. Вы и среди нормальных людей, на свободе, пытаетесь привить придуманный вами, недоумками, дебильный язык. Чтобы все заговорили не на обычном, русском, а на вашем, собачьем. Придумали, что козел — это значит, к примеру, стукач или там пидор… И все! Не вздумай теперь так говорить, а не то, понимаешь, ответишь! А ведь козел по русски — это животное такое есть, понимаешь, да? Козел, и ничего более того. А вот ослом, к примеру, по-вашему, можно называть, да? Значит, ослом вы, дерьмо собачье, великодушно нам позволяете… Ну что ж, спасибо превеликое! Или жирафом, верблюдом, бегемотом — тоже пожалуйста. А вот слоном — опять нет.
И козлом особенно — ни-ни. А я, простой человек, в этом вашем поганом дерьме должен разбираться, так что ли? Учить всю эту вашу погань, словно эсперанто какое… Так это значит, что соберу я друзей и придумаем мы с ними свой, специальный язык. Вот так нам вдруг захотелось… И будет на этом нашем языке слово «здравствуйте» означать к примеру, ну… Ну, словно ты имел в виду «я твою маму имел». И будем мы ревностно следить за употреблением этого своего языка и исполнением своих законов, которые тоже придумаем — мозгов то у нас не меньше, чем у вас, надо полагать. Много ли их требуется для создания подобной погани… А вот наказание будет таким же, как у вашей звиздобратии за «козла». Понял? — И не дождавшись ответа, Сергей потребовал: