Это было жаркое, жаркое лето
Шрифт:
— А что… — Все это пришлось Чижу по душе. Неплохо придумано! Уговорит Олю взять отпуск, сам тоже возьмет — и приедут. Ему уже казалось, что его девушка непременно должна согласиться — она неоднократно жаловалась, что у них в Приреченске негде толком позагорать, что она очень любила, а о купании вообще можно было только мечтать… — А купаться там есть где? — спросил он, уже утвердясь в своем решении.
— Ого! — обрадовался Сергей. — Да сколько хочешь! И река, и озеро! По рукам?
— По рукам, — согласился Чиж.
Их разговор прервал стук в дверь, и в образовавшуюся щель пролезла наглая рожа вчерашнего крепыша.
— В картишки не жела… — Он не успел договорить, как уже в который раз, поразив своей мгновенной
— Слушай ты, маленький уродец… — начал Чиж, обращаясь к только сейчас начавшему понимать, что является здесь незваным гостем Лаптю, зажимающему в руке карточную колоду. Он уже сел на полку и, не давая крепышу возможности приподняться, придавил ему горло своим ботинком. Сидящий рядом Сергей поддержал его в этом начинании, поставив свой тому на живот — этим они четко обозначили законное место сунувшегося к ним по ошибке поганца. Весь лоб крепыша был в багровых кровоподтеках — последствиях посещения «школы», в которой на его беду в тот день учительствовал Сергей. — Значит, как я вижу, вчерашний маленький урок, любезно преподанный моим другом, не пошел тебе впрок?
— Не надо, мастер, не надо, я все понял, сейчас ухожу… — Для убедительности Лапоть даже сделал попытку привстать, но два ботинка прочно фиксировали распластавшегося на полу парня в столь унизительном для него положении.
— Уйдешь, конечно уйдешь. Если только тебя отпустят, — усмехнулся Чиж. — Уж больно ты нам надоел, босота. Может, просто выкинем его в окно? На ходу, а? — спросил он Сергея и тот, не тратя времени на пустые разговоры, с готовностью бросился открывать плотно засевшую в пазах деревянную раму.
— Не надо, пацаны, — взмолился Лапоть, — не надо, я все понял. Вы и вчера мне все хорошо объяснили. — Он указал на свой лоб.
— Кстати, — поинтересовался Чиж, — а кореш твой где?
Тот, долговязый?
— Лежит Витек, не встает, — объяснил Лапоть. — Крепко ты его вчера приложил. — Он уважительно взглянул на Сергея.
— Голова у него кружится. И еще тошнит.
— Слушай ты, комедиант! — неожиданно взъярился тот. — А ну-ка вали отсюда, пока я тебе твою тупую башку не разбил окончательно! Вали, говорю! — И попросил:
— Сашка, отпусти этого поганца, а то я за себя не ручаюсь… Сейчас ведь действительно выброшу в окно к такой-то матери, потом не расхлебаешь… — И когда удивленный такой его вспышкой ярости Чиж отпустил мигом шмыгнувшего из купе Лаптя, объяснил недоумевающему другу:
— Нет, ну ты только подумай, какая все же они мразь! Его дружок — корешок по-ихнему, по поганому, на языке их собачьем, — лежит с явным сотрясением мозга.
Ведь симптомы налицо — тошнота, головокружение… А этот подонок, вместо того чтобы хоть как-то попытаться ему помочь — Витьку этому самому… Ну, врача тут может и не имеется, хрен этих железнодорожников знает, но у начальника поезда ведь наверняка есть аптечка — можно лекарства попросить, посоветоваться. А этот… — Он даже не смог подобрать слова. — Все со своими картишками шныряет, до лампочки ему, что дружок и вовсе окочуриться может. Ну и кто они все, по-твоему, после такого?
— Да, — вынужден был согласиться с его доводами Чиж, — дерьмо — оно и есть дерьмо, правильно ты подметил. Мне ведь как-то мало приходилось с их братом общаться, не задумывался.
— Зато я их на своей последней работе насмотрелся досыта, — усмехнулся Сергей. — Мразь, ненавижу. Ничего, зато поучил я некоторых уму-разуму тоже немало, довелось…
Уже прощаясь, стоя на вокзале и с сожалением пожимая друг другу руки, они обменивались последними фразами:
— Так ты давай, Сашка, не тяни. Уж больно мне твою расчудесную Олю посмотреть захотелось —
— Обязательно! — подтвердил Чиж. — Сейчас прямо к ней и помчусь. Все, пока!.. — И он почти бегом отправился на автобусную остановку, до того соскучился по Ольге…
Даже не заходя домой, он первым делом позвонил в ее дверь и стоял, пытаясь пригладить непослушный ежик волос, улыбаясь и представляя, как будет душить ее сейчас в своих объятиях, а она, также смеясь, будет не по-настоящему отбиваться и сердито требовать, чтобы он немедленно ее отпустил, но он, все равно, будет сжимать ее еще сильнее… В чем дело? После третьего продолжительного звонка ему стало понятно, что Ольги нет дома, иначе она давно бы открыла. Улыбка на его лице медленно угасла. По прежнему не заходя домой, с сумкой на плече он отправился обратно к остановке и полчаса спустя уже стоял перед Федором Ивановичем — Ольгиным начальником, которого видел как-то раз, когда встречал ее после работы.
— Нет, молодой человек, — тоже вспомнив Сашу, проговорил Федор Иванович, протирая очки и щуря на него близорукие глаза, — сегодня ведь суббота, а технологи у нас по субботам не работают. И вообще… Она взяла отпуск за свой счет.
— Когда? — испуганно вырвалось у Александра. Такого он предвидеть не мог. — И зачем? Разве она собиралась куда-то уезжать?
— Ну, вот именно этого я вам сказать и не могу, — усмехнулся начальник, опять одев очки и с интересом наблюдая, как волнуется Чиж. — Просто потому, что не знаю! — добавил он, предупреждая непременно последовавшие бы со стороны гостя просьбы немедленно открыть ему местопребывание Ольги. — Она мне не доложила. Да уверяю вас, молодой человек, ей-богу, не знаю! — Он перестал усмехаться, заметив как побледнел Александр. — Да что случилось-то?.. — крикнул он уже в пустоту, а где-то вдалеке гулко хлопнула входная дверь. — Эх, молодежь, молодежь, — тихо проговорил он почти про себя. — Мне бы быть на твоем месте… — И нервно закурил — работать ему неожиданно расхотелось напрочь…
А Чиж уже опять мчался от остановки к своему дому — ему пришла в голову удачная мысль заглянуть в Ольгин почтовый ящик, благо что ко всем ящикам в доме подходил один и тот же ключ. Кстати, именно благодаря этому обстоятельству они и познакомились когда-то. Ключ, да прохудившийся кран — вот его талисманы удачи…
Через некоторое время, с недоумением вертя в руках пачку «Вечернего Приреченска», который выписывала Оля, он насчитал в ней целых шесть номеров. Да плюс выходные, когда газета не выходит, — высчитывал в уме Чиж, — итого, уже больше недели ее нет дома. Но куда она могла подеваться?.. Вдруг сообразив, что Оля могла оставить записку, бросив таковую уже в его почтовый ящик, он, кляня себя за недогадливость, почти уверенный, что вскоре его ожидает объяснение причин ее отсутствия, нетерпеливо, едва попадая ключом, рванул дверцу… и увидел лишь пустоту — он вообще ничего не выписывал.
Сразу же потеряв всяческую способность соображать, до того его выбило из колеи неожиданное отсутствие Ольги, он уныло побрел по лестнице в свою квартиру, открыл дверь, разделся, сел на диван — и все это бездумно, автоматически. Что ему теперь делать? Как она могла так с ним поступить? — думал Чиж, и вдруг его пронзила неожиданная мысль:
— А он?
Разве не точно так же поступил с ней и он? Ведь он сам, первым перестал к ней приходить, считая, что должен сначала разобраться в себе, выяснить, кем он является на самом деле, и только потом поговорить с ней. Разобрался, дурак? Вот и получай то, что заслужил! Но в любом случае, на пунктуальную Олю все это было непохоже, хоть какую-нибудь весточку она непременно должна была оставить, если… У него похолодело в груди. Если только не решила окончательно с ним порвать!