Это моя школа
Шрифт:
— «Золотая рыбка». — Он с укором поглядел на Воркутова: — Ну и хитрый же вы, дядя Петя!
Все вокруг засмеялись.
— Еще бы! Знаменитый хитрец! Хитрый, как верблюд.
Катя удивилась.
— А разве верблюды хитрые? — спросила она.
— Как раз такие же хитрые, как Петр Иванович, — ответил папа.
И все засмеялись еще веселее. А Петр Иванович достал из кармана целую горсть «золотых рыбок» и принялся угощать всех.
— Царица песков, лови! — крикнул он и бросил конфету какой-то высокой тоненькой девушке, шагавшей с краю шеренги.
—
— А это Галочка Чернова, — сказал папа. — Отличный работник. Первоклассный, можно сказать, поисковик. Да разве ты не помнишь? Я тебе показывал ее на фотографии.
— Никогда не видела! — решительно сказала Катя.
— Ну как же? Ты еще спрашивала меня, что это за негритенок сидит верхом на лошади.
— Так это она? Не может быть!
Катя даже руками всплеснула. Неужели эта красивая, нарядная, беленькая девушка в серо-голубом пальто и в голубых перчатках, с такими светлыми волосами, что они даже не золотятся, а как-то серебрятся на солнце, — тот самый загорелый дочерна мальчишка в стянутых у щиколотки штанах и войлочной широкополой шляпе, который снят на одной из карточек, привезенных папой из пустыни? Просто поверить невозможно. А между тем это так. Катя теперь отлично помнит, как папа, показывая ей карточку, сказал: «А это — наша Галочка Чернова. Очень хороший геолог. Хоть и молодой еще, но уже с большим опытом». Катя ему тогда ответила: «Ее, видно, недаром Галочкой Черновой зовут. Она и в самом деле черная, как галка». Вот тебе и Галка! Вот тебе и Чернова! Было бы правильнее, если б ее звали Белка Белова.
И Катя с каким-то новым интересом и любопытством принялась рассматривать окружавших ее людей.
Ей хотелось представить их себе с потемневшими от солнца лицами, в походной одежде — одним словом, в таком виде, в каком они работают «в поле», как говорят геологи.
Особенно занимали ее почему-то двое людей. Они еще никогда не приходили к Сергею Михайловичу домой, и на карточках она их как будто бы никогда не видела.
Впрочем, может быть, и видела, да не узнала — так же как и Галочку Чернову.
— Папа, — спросила Катя негромко, — это кто идет наискосок от Петра Ивановича?.. Да нет, ты не туда смотришь, — в охотничьей куртке с карманами, такой бородатый, на Робинзона похож… Тоже поисковик, да?
— Ах, этот? — Папа усмехнулся. — Да нет, нельзя сказать, чтоб это был поисковик, хоть он и вправду на сто верст под землей видит. Это, дочка, наш главный бухгалтер.
— А он тоже с вами в пустыню ездит?
— Ну что ты! Зачем? Он здесь в своей бухгалтерии сидит, зарплату нам выписывает.
— Так зачем же у него такая борода и такая куртка?
— А это уж ты у него спроси.
Спрашивать Катя, конечно, не стала, но подумала не без удивления:
«Странно это все-таки. Вот, например, Петр Иванович — где он только не побывал! Папа говорит: весь свет изъездил. А встретишь его на улице — ни за что не догадаешься, что он путешественник. А бухгалтер у них — ну, точь-в-точь Робинзон, хоть он дальше своей бухгалтерии никуда не ездит…»
И она
— Папа, а вон тот, высокий-высокий, что с Галочкой Черновой разговаривает, — это, наверно, помощник бухгалтера, да?
— Почему ты так думаешь? — удивился Сергей Михайлович.
— Да потому что он на кого хочешь похож, только не на бухгалтера.
Сергей Михайлович засмеялся:
— Ну, он и не бухгалтер, а настоящий геолог-полевик. Это знаешь кто? Я тебе про него рассказывал как-то. Это наш Павлик.
— Тот самый?
— Тот самый.
Катя даже руками всплеснула:
— Да ведь ты, папочка, говорил, что он у вас самый младший. А он — вон какой большой.
— Такой вырос. Он у нас и самый большой и самый маленький.
Павлик, должно быть, почувствовал, что про него говорят. Он повернулся, посмотрел, улыбаясь, на Сергея Михайловича, на Катю, на Мишу, слегка помахал им рукой и вдруг, неизвестно почему, сильно покраснел.
Сергей Михайлович и Миша тоже помахали в ответ, а Катя почему-то не решилась, хотя Павлик ей очень понравился. У него были густые темные брови — они даже немножко сошлись над переносицей, — а волосы довольно светлые и кудрявые. Катя подумала, что это очень красиво, и невольно потрогала свои тоненькие, широко раздвинутые на лбу бровки.
А колонна между тем двигалась дальше и дальше. Она давно уже влилась в общий поток демонстрации, и теперь впереди и позади них пылали на солнце красные знамена и флажки, гудели тысячи голосов; то перекликались и спорили между собой разные песни, то они сливались в одну, общую. Возле лотков и грузовиков, убранных плакатами, было весело и шумно. Все покупали и угощали друг друга мороженым, пирожками, булочками с вареньем, дарили друг дружке разные веселые пустяки: воздушные шары, бумажные цветы, мячики, легко скачущие на резинке, конфеты в пестрых бумажках…
Сергей Михайлович тоже поминутно покупал всякую всячину — что ни подвернется под руку (не то что мама!). Они уже купили два красных шара, и один из них сразу же улетел. Купили Мише прозрачного петуха на палочке и красный флажок. Купили булочки с кремом. И хорошо еще, что булочки можно было сразу съесть, а то не хватило бы рук держать все, что покупал папа.
В глубине души Катя чувствовала, что пора бы сказать: «Довольно, папочка, у нас уже все есть», но покупать было уж очень весело, и Катя молчала. Они с Мишей тянули отца то в одну сторону, то в другую:
— Смотри, папочка, танцуют!
— Папочка, смотри — артисты едут!
— Это из цирка, да? А где же Карандаш?
Сергей Михайлович едва успевал поворачиваться и отвечать им. Время от времени колонна останавливалась, поджидая, когда можно будет двинуться дальше. Тут начинались танцы, игры. Один раз затеяли играть в кошку-мышку, и Миша так ловко увертывался от Петра Ивановича, что тому так и не удалось поймать его. В соседней колонне кто-то заиграл на баяне вальс, и все принялись танцевать. Катя танцевала с Галочкой Черновой, а потом Галочку пригласил папа, а Катю — Павлик, и Катя ужасно смутилась.