Этот век нам только снился. Стихи
Шрифт:
И когда начнут дебаты –
Время памятью столбить,
«Вот. Ни в чём не виноваты.
Долго помнить?»
«Нет, забыть…»
Не пишите правильно –
Что нам с этой ношею?
А живите праведно,
Ближнего любя,
Не привыкнуть к гадости
От страха за хорошее,
Не бывает радости
От страха за себя.
Не пишите правильно –
Всё не так услышится,
А живите праведно –
Правильно
Крупицы истин тщательно просеяв,
В загадку их восторженно проник
И понял, что рецепты панацеи
Запрятаны в листах сожжённых книг,
На остриях гвоздей былых распятий,
На дне сосудов смертного зелья,
В злорадстве отлучений и проклятий,
А нездешности непроданного «я».
Не сняв с себя придворного убранства,
Не разучившись ползать и грешить,
Мы измеряем кривизну пространства,
Не замечая кривизны души…
Да, воины – не мы, и богатырь – не я.
Я – самый одряхлевший из атлантов.
Молитвой о спасении таланта
Мне стала жалоба на скудость бытия,
Тупая злость – подругою интимной.
Всё чаще с ней в слепой ночной досуг
Вбегаю, прячусь, как в волшебный круг,
Спасающий от наважденья гимнов.
Так наказать – безумье от фанфар!
Мятущимся от тучи и до тучи,
Нам не уйти от этих громкозвучий,
Как глупым зайцам от слепящих фар.
И зря который год благоуханий
В пустом саду под низким небом ждём:
Те тучи не становятся дождём,
Те ночи не становятся стихами.
Хоть что стихи?! Лишь коротанье тьмы,
Дневных забот ночное отраженье,
А где-то настоящее сраженье,
Но – богатырь не я, и воины – не мы…
Долгая ночь в Москве.
Небо – куском сукна.
Лишь беззащитный свет
Из твоего окна.
Что побеждает тьму?
Снег по сукну тесьмой…
Ты, наклоняясь к столу,
Пишешь для нас письмо.
Исповедь – поздний сад.
Сторож – со всех сторон.
Замерший адресат –
Смерть? Летаргия? Сон?
Память – куском сукна.
Робкой тесьмою – свет.
От твоего окна
Было светло в Москве.
Скажи мне, кто строил
Этот большой Город?
Кто поселил Счастье
В самом большом доме?
Кто на листах улиц
Нарисовал Радость?
Сказал, что жить – будем,
Сказал, что жить – надо.
Любой ночной странник
Вдруг проходя мимо
Увидит свет в окнах
Сквозь
Увидит, как щедро
Себя навек дарит
Такой чудной Вере
Такой чудной парень,
Как на губах милой
Рисует он Счастье,
Как ночь идёт мимо,
Как сон крадёт страсти.
Я расскажу людям
Про этот сад Правду,
Скажу, что жить – будем,
Скажу, что жить – надо,
Скажу себе тоже,
Сто уж конец лета,
Что год не зря прожил,
Сажая сад этот,
Что рисовал Радость
На рукавах улиц,
И говорил Правду
Взволнованным людям.
– Поспорим о Правде?
– Отложим на завтра…
Не будем пенять на маршрутов конечность,
Попишем, подышим сбивающим встречным,
А споры о правде
Отложим на Вечность.
– И правда…
А мы всё тешимся, играем
В восторг в лихие времена,
Зелёным птицам, попугаям,
Даём людские имена,
Под озабоченной личиной
Скрываем кредо: «Всё равно!»
И небо, ставшее с овчину,
Считаем золотым руном…
Да, знаем мы точно, – читали, учили! –
Какими мы были,
И точно мы знаем – себя не обманем! –
Какими мы станем,
И тайная тайна, туманная взвесь –
Какие мы есть.
Не суждено играть ролей других
На сцене надоедливо-знакомой,
Ты – умный дуралей,
Я – тихий псих,
Сбежавший в мир из крохотного дома.
Слова и жесты зная наизусть,
Из душ своих фигуры составляя,
Мы глубоко под маской шепчем: «Пусть…
Сегодня – эта пусть,
Но завтра – пусть другая!»
И – завтра.
«Нет других ролей!»
Я – тихий псих,
Ты – умный дуралей,
Я не шумлив, ты не остёр.
Доволен нами режиссёр…
Святая доброта комична,
А комики обычно – горбуны.
В их души проникают со спины,
И, в доброте не находя вины,
Цепляют всё на горб…
Горбун не зол,
Горбун не горд –
Он просто плачет,
Но для сальных морд
Простые слёзы ничего не значат…
Удивись тому, что вдруг растает,