Этюд с натуры
Шрифт:
— Мама, конечно, убивается. Но сидеть на иждивении не хочу! — сказал Петр, на скулах у него взбухли желваки. — Не могу терпеть, когда на меня смотрят с жалостью: молодой, а убогий. Увижу на улице сострадание ко мне, увечному, гнев иной раз такой поднимется, что запустить в человека чем попадя готов. Соболезнованием своим люди напоминают о моем состоянии, а я и так слишком хорошо знаю о нем. И хотел бы забыть. Как ни странно, а мой гражданский долг сейчас в том, чтобы его не иметь. Именно так: не иметь. Ты не можешь работать — значит, не займешь место у станка, за пультом, на кафедре. И нечего думать. Государство выплачивает пенсию, вот и живи тихонько. Но я не только ем и сплю — еще и думаю,
Слушая Петра, поняла Надя, что перед ней сильный человек. Искалеченный войной, но не сломленный, ему интересна жизнь, что и помогает не поддаваться несчастью. Как все противоречиво! Иной при первой неудаче, потрясении сразу отчаивается, опускает руки. Смотришь, растерялся, безволен, плывет по течению, проклиная обстоятельства, вызывая к себе сочувствие, выпячивая горести, сгущая краски. Нет того, чтобы оценить сложившуюся ситуацию, собраться с силами и выйти из рокового круга. Вспомнила соседа по квартире, он говорил всем о неизлечимости своей болезни, показывая справки, доставая новые, а сам потихоньку перепродавал на барахолке за Балтийским вокзалом вещи и жил припеваючи. Такие же, как Жидикин, сожмут волю в кулак, хотя и положение у них действительно безвыходное, и стараются выпрямиться. Их гнет судьба, нанося удары, а они падают и поднимаются вновь. Падают и поднимаются.
Можно, конечно, указать Петру примеры для подражания — Островский, Маресьев; в прошлом — Коринна, Кутон [1] ; президент Рузвельт, которого полиомиелит на всю жизнь лишил способности передвигаться, однако последнее не помешало ему вести государственные дела, четыре срока подряд он избирался президентом. Только что могут значить чужие уроки? Самая легкая дорога та, которую сам прошел. Важен первый шаг. Когда цель выбрана и путь начат — не обманываешься. Худшее, что выпадет, — собьешься с дороги. Страшнее бездействие.
1
Коринна — греческая поэтесса (V век до н. э.); Кутон Жорж — деятель Великой французской революции, якобинец, после термидорианского переворота гильотинирован. Они были калеками.
— Ты учишься в школе? — удивилась Надя.
— Стараюсь. Тетради с домашним заданием и контрольные пересылаю через знакомых. — И улыбнулся. — Случается, забудут о них и носят по месяцу.
— Лучше я буду отвозить. Мне разве трудно? Зато никаких просрочек.
Школа находилась возле Кировского театра. После занятий в университете ехала Надя с Васильевского острова на Театральную площадь. Старенький ленинградский трамвай с лавками вдоль стен, свисающими поручнями катился, позванивая, по Среднему проспекту, Восьмой линии.
— Граждане! Берите билетики! — повторяла кондуктор и объявляла следующую остановку.
Выбравшись на простор набережной Невы, трамвай сворачивал на мост Лейтенанта Шмидта. С площади Труда бросался в глаза облицованный цветной глазурью, с русалками и гроздьями винограда армянский магазин. Проплывали за окном «Новая Голландия», матросский клуб, флотский полуэкипаж, и вот уже погромыхивают колеса на стыках рельсов Поцелуева моста. Дин-динь! — позванивает колокольчик. Динь-динь!
В школе Надю Толстикову встречали всегда радушно, учителя хвалили при ней прилежность Жидикина, отмечая особо его математические
— Поверьте, мы бы не стали беспокоить, — сказала завуч, боясь внести разлад в отношения молодых людей, — но положение серьезное. Думаю, вы нас поймете. Аттестовать Жидикина мы не сможем. Пробелы у него по всем предметам — что не сдано за год, что за два. Химия вовсе не тронута. Вынуждены ставить вопрос об отчислении. А человек он одаренный, жалко такого терять. Что в нем покоряет: тянется к науке. Другой и в более выгодном положении писал бы жалобы, в грудь себя бил, требуя льготы, права, мол, имею, инвалид войны. Петр не таков. Вот его сочинение на свободную тему. Какой оптимизм: «Я не жалею о случившемся. На фронт ушел, чтобы защищать Родину. Так поступали предки в минуту опасности. Вставали под стяги дружин Куликова поля, при нашествии Наполеона. Не всем суждено было уцелеть. Я искалечен, а сколько моих ровесников лежит в братских могилах. Мы ни о чем не жалеем и не плачем, мы выше поднимем головы — никто не скажет, что в трудную годину отсиделись. Мы сделали главное — защитили землю от врага…»
И заканчивает словами Поля Элюара! Только вслушайтесь: «Право жить без страданий будет дано другим, без страданий и без могил. Им не надо будет идти по дороге, которую я прошел, и смерти соблазны им неведомы будут…»
В больницу Надя пришла расстроенная. Вспомнила, как горячо говорил Петр, что жалость оскорбительна, она унижает его. Не собиралась жалеть. Учеба — не забава, а каждодневный труд. Лентяй лишь способен откладывать дело на завтра. Заявила прямо: либо Петр намерен получить среднее образование и приложит все силы к этому, либо он спасовал. Тогда слова его о стремлении быть полезным обществу — пустой звук.
— Войди в мое положение, — пытался найти оправдание Жидикин. — В больнице режим, лечебный процесс. Занимаюсь по ночам при самодельной лампе. Задание и выполнил, но сдать в срок не мог…
— За весну ликвидируешь задолженность по всем предметам и будешь готовиться к экзаменам в университет!
Спроси, откуда у нее, девчонки-первокурсницы, тростиночки с виду, такая воля, твердость характера, — и не ответила бы. Сама потом удивлялась. А в тот момент почувствовала вдруг, что может случиться непоправимое, одна она в силах предотвратить ошибку. Бросилась как в полымя:
— Поступать, думаю, лучше на математико-механический факультет, способности у тебя. И профессия педагога не ставит в жесткие рамки — можешь работать сидя, брать что-то на дом.
— Планка на высоте, какую мне не взять…
— Контрольные написать помогу, а экзамены за десять классов учителя примут и в больнице.
От волнения Жидикин начал грызть ногти. Водилась за ним такая привычка: забудется — палец ко рту и покусывает уголки ногтей. Надя хлопнула его, как маленького.
— Вот и на лекции будешь…
— Тьфу! Не увидишь больше, слово даю. — Ответил и нахмурился.
Должен был решать. Понимал, что, отказавшись, приведет их отношения к разрыву. Между ними и без того пропасть, а соединяет шаткий мостик надежды. И оживился, нашел, как ему казалось, приемлемый вариант:
— Экзамены на аттестат зрелости сдам, если ты поможешь. Без твоего буксира, сама понимаешь, не сдвинуться с мели… Поступление в университет перенесем на годик. А там возьмемся с новыми силами!
— Никаких отсрочек! — стояла на своем. Уступит — значит, потерпит поражение. Либо правильно угадала характер Петра и, может, выбрала судьбу, либо обманулась. — Готовиться будем вместе.