Этюды Черни
Шрифт:
Глава 16
Саша не предполагала, что Стив поведет ее в джаз-клуб. Не замечала у него раньше такого увлечения, да и сама слушала джаз лишь от случая к случаю.
– Сегодня будут такие музыканты, что их надо слышать всем, – объяснил Стив, когда Саша вышла из такси; они встретились на Седьмой авеню. – Они живые классики, мы еще будем хвастаться на старости лет, что видели их собственными глазами. Я однажды слушал, как они импровизируют.
Что ж, классики так классики. Как бы там ни было, Саша была рада оказаться в лихой атмосфере. Только спустившись по лестнице в подвал, где располагался клуб, она поняла, что этого ей, пожалуй, не хватало. Слишком респектабельную жизнь она вела в последнее время, вот что!
Лестница была выкрашена в алый цвет, а зал – в синий. Краска была масляная. Саша даже пальцем стену потихоньку поцарапала и удивилась: зачем красить такой краской, звук же будет плохой?
Но как только на сцене появились клавишник, контрабасист и вокалист, как только раздались первые звуки, она поняла, что такой акустике может позавидовать любой концертный зал. Звуки здесь были единым живым целым, но при этом словно бы не сливались – за каждым из них можно было бежать, как за ребенком, прислушиваясь именно к нему, и этот внутренний бег наполнял радостью.
Впервые за долгое, слишком долгое время Саша почувствовала настоящий драйв – покалывание изнутри веселых иголочек, бурление всего своего существа.
– Это они разминаются еще, стандарт гоняют, – сказал Стив. – Я их слышал в Новом Орлеане во время Марди Гра. Вот это был ядерный взрыв!
Мелодии, которые играл клавишник, сменялись вокализом, потом вступил контрабасист, зазвучали роскошные диссонансы, все это было приятно, как бокал красного вина… И вдруг, даже непонятно как, будто бы сама собою, музыка стала разрастаться, разрастаться, превратилась в живой переливающийся шар, заполнила все пространство зала, все пространство у Саши внутри, и Саша почувствовала, как охватывает ее восторг, и стала подпевать, это вышло как-то само собою…
– О! – воскликнул Стив. – Ты теперь поешь блюз, Алекс?
– Нет. – Саша удивленно покачала головой. И, оглядевшись, засмеялась: – Да здесь весь зал поет блюз!
– Но не у всех получается так, как у тебя, – возразил он.
Огромный чернокожий контрабасист помахал Саше рукой и, живо спрыгнув со сцены, подскочил к ее столику.
– Спой со мной! – пригласил он и, не дожидаясь ответа, схватил Сашу за руку своей здоровенной мягкой лапищей. – Пойдем, пойдем!
Саша засмеялась. Это был обычный аттракцион джазовых концертов – вытаскивать зрителей из зала на сцену. Что ж, почему нет? Драйв,
«Смех без причины – признак дурачины», – говорила Нора, когда маленькие Саша с Любой орали, прыгали и хохотали до полной одури.
Ну и пусть! Ей и хотелось сейчас быть дурачиной.
Она взобралась вместе с контрабасистом на сцену.
– Ну, – спросил он, – что ты будешь петь?
– Твой контрабас играет слишком мало нот! – засмеялась Саша. – Ты за мной не угонишься!
– Пхе! – фыркнул контрабасист. – Ты пой давай, а там поглядим.
«А ты играй давай!» – весело подумала Саша.
Ей почему-то пришла на ум ария Царицы Ночи из «Волшебной флейты». Интересно, как она будет звучать в виде блюза, да еще под аккомпанемент джазового контрабаса?
Тем более что по-настоящему, как пела она эту арию в Метрополитен-опера, больше она петь ее и не может.
Когда Саша запела, контрабасист явно удивился, несмотря на всю свою невозмутимость. Клуб был старый, с репутацией, сюда приходили настоящие ценители джаза, и с чего вдруг эта дамочка взялась петь Моцарта – так он, конечно, подумал. Саша улыбнулась и развела руками – сам, мол, напросился! Музыкант снова фыркнул, поднял смычок – и вдруг со струн его массивного инструмента сорвались такие звуки, что пришло время удивляться Саше.
Но она не удивлялась – она пела, контрабасист играл, и играл совершенно особенным, совершенно для нее новым образом: он оставлял ее голосу обширное пространство, и в этом свободном, окруженном могучим гулом пространстве голос ее звучал так, что она сама его не узнавала.
Когда Саша допела и контрабасист последний раз ударил смычком по струнам, зал взорвался такими воплями, каких ей никогда не приходилось слышать. Хотя публика выглядела вроде бы взросло и даже солидно: подростки-то редко ходят на джазовые концерты.
– Если надумаешь петь со мной, позвони, – сказал контрабасист. – Или приходи, мы здесь часто играем.
– Спасибо, – кивнула Саша. – По-моему, получилось здорово.
– У тебя необычный голос, – сказал клавишник. – Вроде бы не такой, как в опере, но какой, я что-то не разберу.
– Я и сама уже не разбираю, – сказала она и поспешила спрыгнуть со сцены.
Ей совсем не хотелось сейчас рассуждать о своем голосе. Ей было весело, легко, блюзовые переливы еще плескались у нее внутри… Ей не хотелось думать ни о чем, что находилось за этими синими стенами! Разве только о Филиппе, но о нем ей хотелось думать всегда.