ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества
Шрифт:
Так что же делать амбициозному самцу?
Оказывается, они завязывают отношения с детьми. Приматологи видели это много раз в полевых условиях: скажем, самец дерется с другим самцом. Самки в основном игнорируют конфликт, пока он не беспокоит ни их, ни их детей. Но тут один из бойцов отходит и подбирает детеныша, который беспечно цепляется за мех на его груди или спине. Затем он подходит к самцу, с которым дрался. Если ребенку нравится самец, за которого он цепляется, малыш будет кричать на противника, демонстрирующего агрессию. Таким образом, другой самец либо отступает, либо подвергается нападению со стороны друзей матери, подстрекаемых криками детеныша. На самом деле это настолько эффективно, что некоторые самцы просто носят ребенка с собой как своего рода очаровательного телохранителя, предотвращая драки. Самец также может привести в бой самку, с которой дружит, используя в качестве буфера ее. Это может сработать, но не настолько эффективно, как захват ребенка. Нападение на самку не является таким табу в обществе павианов, как среди бонобо.
Итак, представьте себе мир, в котором ранние
Гелады имеют схожие социальные особенности [264] . Они также живут в сложном матриархате, разделенном на гаремы и иногда на группы, состоящие исключительно из мужчин [265] . Но что интересно, иногда в гареме гелад могут быть два постоянных члена-самца: один доминантный, а другой нет. Только доминирующий самец может заниматься сексом. Другой, обычно более молодой, когда ему исполняется примерно шесть месяцев, помогает воспитывать потомство, что в конечном итоге может дать ему «поддержку» в будущих притязаниях. Помощь с детьми также дает ему больше шансов заняться тайным сексом, пока доминирующий самец отсутствует – назовите это гендерно-перевернутой версией романа с няней в обезьяньем мире.
264
Вы уже встречали их в этой книге: наши абортолюбивые подружки-обезьяны из Эфиопии. Самки гелад помогают одобрять и устраивать перевороты. Если они находятся на ранней стадии беременности от свергнутого альфа-самца, у них обычно случаются выкидыши.
265
Гелады удивительно похожи на павианов, хотя технически занимают отдельную ветвь на эволюционном древе. Основное их отличие, помимо того, что они живут только в Эфиопии и нигде больше, заключается в том, что они едят чертовски много травы. Павианы анубисы более всеядны и могут жить практически где угодно.
Подобные вещи могут происходить и в обществе павианов: чем дружелюбнее вы относитесь к потомству самки, тем больше у вас шансов заняться с ней сексом, независимо от того, являетесь вы доминирующим самцом или нет.
Тем не менее трудно представить множество мужчин, помогающих с детьми. Наверное, отчасти это кажется странным потому, что мы привыкли к историям о мужской агрессии по отношению к женщинам и детям. Да, женщины совершают домашнее насилие, и мужчины могут стать жертвами. Однако в США и Великобритании мужчины совершают насилие чаще (и гораздо чаще делают это не единожды), причем в подавляющем большинстве случаев против женщин. Точно так же женщины с гораздо большей вероятностью будут убиты своими нынешними и бывшими партнерами-мужчинами, чем мужчины партнерами-женщинами – это во многом объясняет, почему человеческие мужчины считаются более агрессивными и жестокими. Трудно представить человеческое прошлое, в котором этого не было [266] .
266
На самом деле детоубийство с большей вероятностью совершают матери, а не отцы (Friedman et al., 2005). Трудно точно понять, как это интерпретировать, но оно может быть связано с количеством часов, которые матери обычно проводят с младенцами: если такого рода умысел и психические заболевания равномерно распределены между родителями, то, по статистике, у таких женщин больше возможностей. Что касается неонатицида – то есть когда родители убивают своих детей в течение двадцати четырех часов после рождения, – имеющиеся данные сильно склоняются в сторону матери (ibid.), но эти цифры в основном взяты из исследований, проведенных сравнительно недавно в западных обществах, где такие убийства незаконны и социально неприемлемы. Как уже говорили многие ученые, в истории человечества детоубийство было невероятно распространенным явлением (Hausfater and Hrdy, 2017). Каким бы ужасным оно ни казалось современному разуму, с биологической точки зрения ситуация, в которой древние самки решали убить свое потомство, сильно отличается от возможной угрозы убийства одним из местных самцов. Здесь я описываю постоянную угрозу со стороны древних мужчин, а не то, что женщина в послеродовом периоде могла бы сделать сама.
Древние мужчины, вероятно, тоже были жестокими и агрессивными. Просто кооперативное и партнерское поведение могло принести им больший успех, чем насилие и агрессия, особенно в матриархальном обществе. Услужливые ребята занимались сексом. Много. А значит, самцы, у которых были дружеские отношения с самками и их потомством, с большей вероятностью передавали свои гены. Таким образом, они получили преимущество, будучи агрессивными по отношению к другим самцам, но также изменив поведение по отношению к самкам, которые на самом деле всем управляли. Это еще более верно, если их общества были одновременно матриархальными и матрилокальными, то есть самки оставались на месте, а самцы «уезжали жениться», достигнув совершеннолетия, как павианы анубисы. Гораздо важнее было иметь контакты с женщинами, находящимися у власти в новых социальных кругах.
Но конечно, это совсем не то, о чем мы думаем, представляя современные или исторические человеческие общества, не так ли? Несмотря на то что в человеческих обществах существует известная история матриархата, доминирующей
267
Здесь я имею в виду биологический, а не социальный «патриархат».
268
Это может означать много разных вещей: жить в доме отца, работать в его бизнесе, использовать его связи для продвижения своей карьеры. «Наследственность» и «локальность», которые мы здесь имеем в виду, имеют множество проявлений в современном человеческом обществе, но их не так уж сложно отследить.
Между тем сестринство сегодня находится в упадке. Мы далеко не главные. По сравнению с матриархатом приматов наши связи слабы. В большинстве случаев мы даже не можем полагаться на родство, чтобы сохранить женские коалиции нетронутыми: в большинстве исторических человеческих культур новые невесты имели тенденцию переходить в семейную группу мужей – вплоть до изменения имени. А если мы что-то и наследовали, то, прежде всего, от наших отцов.
Другими словами, в какой-то момент истории человеческое общество должно было перевернуться с ног на голову, чтобы стать таким, какое оно есть сейчас. То, что мы делаем сейчас, совсем не то, что делают другие приматы. Некоторые приматы могут быть патрилокальными, но они никогда не были патрилинейными – за пределами гаремов как бы мужчины вообще знали, их ли это дети? [269] А другие никогда не бывают по-настоящему моногамными. Самцы, по сути, никогда не ограничиваются одной самкой, и, если только они не состоят в гареме, самки редко ограничиваются одним самцом.
269
Недавно были получены некоторые дразнящие данные, которые позволяют предположить, что некоторые самцы шимпанзе при определенных обстоятельствах могут знать и с большей вероятностью относятся к этому потомству иначе, но возможно, они просто перестраховываются с потомством самки, с которой много занимались сексом (Murray et al., 2016).
Так как же нам удалось перейти от матриархата свободной любви к моногамии, в которой доминируют мужчины?
Сделка с дьяволом
Переход не был внезапным. Нельзя просто взять и переключиться на моногамный патриархат в случайный вторник. Но можно начать с малого, с древних самцов-гомининов, доминирующих над женской силой. Есть несколько возможных сценариев.
Первый: глубоко в прошлом, где-то в Восточной Африке, взрослые самцы гоминидов находили полезным подружиться с самками и их детенышами. Как и нынешним самцам павиана анубиса и гелады, лучше всего дружить с высокопоставленными самками. Поэтому они начинают помогать с уходом за детьми. Обменивают еду на социальные блага. Ухаживают. Входят в правящую коалицию.
Мы не знаем, живут ли эти самцы в одной социальной группе со своими отцами, как это делают бонобо, или же присоединились к другой, как павианы и гелады. В любом случае они по-прежнему опасны. Они по-прежнему являются приматами-самцами, поэтому они по-прежнему являются потенциальными детоубийцами. Самки знают это. Но, к счастью, сестринство помогает сдерживать эту агрессию. В конце концов, для лучших самок становится нормальным иметь близких друзей-самцов. В результате эти друзья получают секс и множество других социальных привилегий. Менее дружелюбные самцы остаются ни с чем.
Но это не обычные приматы. Они гоминины. И в их телах все меняется. С течением времени роды становятся для самок более трудными и опасными. Они начинают сотрудничать друг с другом, чтобы выжить и заботиться о детях. Их любимые самцы еще больше помогают с детьми. Таким образом, эти самцы трахаются еще больше и передают свои гены помощи, сотрудничества, Славного Парня.
Но это не значит, что Славные Парни перестали быть приматами. По-прежнему потенциально опасно сообщать им, что дети не их. Между тем, если беременность, роды и уход за детьми в раннем возрасте становятся все более тяжелыми, это также означает, что беспорядочная половая жизнь становится опаснее. Полезно иметь больше контроля над тем, как часто вы беременны. И ИППП всегда являются потенциальной проблемой.
А что, если в такой обстановке некоторые самки начнут заключать сделки с самыми дружелюбными самцами? В обмен на уверенность в том, какие дети его, будет ли самец предлагать защиту от других самцов и конкурирующих самок?
Хотите верьте, хотите нет, но именно такую сделку приматологи начинают находить среди современных шимпанзе: самки, которые проводят больше времени с дружелюбными самцами, с меньшей вероятностью потеряют свое потомство из-за детоубийства. Вероятно, потому, что некоторые детоубийства шимпанзе совершают самки. В жестоком обществе, в котором доминируют самцы (таком, как общество шимпанзе), полезно найти баланс между угрозой со стороны кровожадных самок и кровожадных самцов. Имейте в виду, ни один шимпанзе не является моногамным. Проведение большого количества времени с одним самцом во время кормления грудью не повышает вероятность того, что самка в следующий раз спарится с ним же (что для шимпанзе означает примерно четыре-шесть лет спустя). Пока новорожденный уязвим, полезно иметь рядом дополнительную силу, но отцовская неопределенность по-прежнему ценна в обществе шимпанзе.