Евангелие от Джимми
Шрифт:
Я смотрю ей в глаза; меня трогает этот профессионализм, готовность применить свои познания к моей ситуации, не отвлекаясь на соображения сверхъестественного и религиозного плана.
— Не знаю… Ты бы что посоветовала?
— Гонорарную. Это позволит тебе предъявлять счет за то, что ты делаешь, и отказываться, если делать не хочешь, не рискуя неустойкой.
— Не в деньгах дело. Просто я хочу лечить кого хочу и когда хочу и разрешения не спрашивать.
— Ты готов подписать эксклюзив?
— Нет. Не желаю быть ни собственностью католиков, ни рупором республиканцев. Или демократов, если они победят на выборах. Не хватало еще, чтобы меня сбагрили вместе с мебелью. Перепродали…
—
— Да нет, это потому, что мы разговариваем у бассейна. Мне кажется, будто я смету обсуждаю.
— Ты сам попросил меня о консультации…
Я вздыхаю, вытягиваюсь в шезлонге и смотрю на облака, проплывающие над стеклянным потолком.
Ким еще минут пять вырабатывает свою линию, перечисляет возможные препятствия, вслух обдумывает приемы защиты и компромиссы. Странно, мои позиции укрепляются на глазах, а я чувствую себя все менее уверенно.
— А что если я ошибаюсь, Ким? Что если они навешали мне лапши на уши? Если они хотят просто-напросто спрятать меня в Скалистых горах, спокойно изучать мою кровь, мои реакции, мои способности, чтобы я был надежно изолирован? Прикинь, Христос на свободе, сеет смуту во имя истинных ценностей Евангелия, есть отчего содрогнуться миру! Все детство меня держали под стеклянным колпаком в лаборатории, я не хочу, чтобы это повторилось! Я потребую контракта, по которому Соединенные Штаты будут обязаны поставить все свои структуры на службу моему делу, с гарантией гласности, и чтобы мне были предоставлены все необходимые средства: телевидение, больницы, санитарные самолеты, персонал… А не то я сам выставлю себя на торги! Предложусь Африке, Азии, Европе… В конце концов, почему я обязан спасать свою страну, а не другую? Нет пророка в своем отечестве: ты должна сыграть на конкуренции.
— Пора идти, — говорит Ким, и мне кажется, она довольна, что время поджимает.
Она убирает блокнот в сумку, с озабоченным видом подправляет макияж.
— Сейчас мы их умоем, — подбадривает она меня и встает, захлопнув пудреницу.
Поначалу все шло как по маслу. В люксе 4139 было человек десять. Я представил Ким в первую очередь тем, в ком был уверен: Бадди Купперману и доктору Энтриджу. Они поздоровались с ней, сияя радушными улыбками, и как будто ничего не имели против, что я пришел со своим адвокатом. Епископ протянул ей руку; вместо того чтобы пожать ее, она поцеловала перстень. Он просиял — наверно, в их кругу так принято. Раскинув руки, будто обнять меня хотел в знак примирения, он попросил простить ему давешние резкие слова. Я простил от всего сердца и попросту предложил в следующий раз ударить меня по левой щеке. Он не въехал и спросил, почему я прошу меня ударить. И этот человек будет учить меня богословию! Я сказал ему: «Ступайте с миром», похлопав напоследок по плечу, и подвел Ким к Ирвину Гласснеру и судье Клейборну, а потом нас познакомили со всеми остальными. Говорун в замшевом пиджаке, тараторя без умолку, представил нам генерала, специалиста по питанию, преподавателя иностранных языков, духовного гуру и наконец единственную в команде женщину, толстую и мужеподобную, которой предстояло заняться моей внешностью. Я пожелал ей удачи, а про себя подумал, что ее выбрали, наверно, чтобы мне легче давалось воздержание.
Все уселись вокруг низкого стола, и я первым делом постарался внести ясность. Если мы договоримся, я готов, к примеру, дать обет целомудрия, но прошу не принимать мой свободный выбор за соблюдение запрета, с которым я не согласен: нигде Иисус не осуждал сексуальные отношения как
— Только один грех не может быть отпущен, Джимми, если мне не изменяет память, не будет прощения тому, кто хулит Духа Святого и принимает посланцев неба за приспешников дьявола.
И он повернулся к доктору Энтриджу, а я подтвердил: да, это из святого Марка.
— Ну вот, по одному пункту договорились, — обрадовался, колыхнув двойным подбородком, судья Клейборн, закинув ногу на ногу и облокотившись на спинку стула.
Я передал слово моему адвокату, и Ким ошеломила меня тем, что представила им, ни разу не заглянув в свою шпаргалку, длинный перечень условий, в котором были учтены и даже подчеркнуты все мои опасения и пожелания.
— По всем пунктам — да, — бросил в ответ судья, даже ничего не записав. — Что еще?
Растерянное молчание усилило эффект от этой фразы, которую он произнес тоном, не допускающим возражений, и как будто с облегчением. Я переглянулся с Ким и встревожился еще сильнее, увидев, что она, как и я, разочарована этой слишком легкой победой.
— Гарантии, — продолжила она. — Какого типа контракт вы составили?
— Что имеется в виду? — нахмурился Клейборн, точь-в-точь как гурман в ресторане при виде счета.
— В случае если он станет жертвой покушения, будучи при исполнении прямых обязанностей, как вы намерены возместить ему ущерб? И какова будет мера его уголовной ответственности за преступления, совершенные во имя его или даже за религиозные конфликты, спровоцированные его публичными выступлениями?
— Всему свое время, — сказал судья; голос был медовый, а взгляд ледяной.
— Мы не согласны, — возразила моя защитница. — Все эти детали немаловажны для нашего решения. Легкомысленный подход исключен в таком вопросе, как отождествление с личностью Христа, который, напомню, имеет не только сторонников, но и противников.
Судья хотел было ответить, но по знаку Бадди Куппермана закрыл рот. Ким повернулась к советнику Гласснеру.
— Я полагаю, моего клиента оценили? Какой суммой измеряется стоимость его ДНК? В случае болезни, травмы или какой-либо другой помехи активной деятельности, предполагаете ли вы клонировать в свою очередь его? Если да, то на каких условиях и в какой форме будет осуществляться право наследования?
За столом никто больше не улыбался. Ирвин Гласснер смотрел на меня изумленно и как будто с жалостью. Я и сам думал, что моя адвокатша перегнула палку, еще, чего доброго, все мне испортит от избытка рвения. Начинающие — они всегда так. Доктор Энтридж очень мягко и вежливо спросил ее, чего она, собственно, добивается — защищает мои интересы или хочет отвратить меня от моего предназначения.
— Я хочу, чтобы он понимал, на что идет. К вопросу о палестино-израильских отношениях, какой линии вы собираетесь придерживаться в том, что его касается?
Епископ Гивенс откашлялся и, сложив пальцы домиком перед своим носом, обратился ко мне властно и в то же время почтительно, будто отвечал, хотя я его мнения не спрашивал.
— Я признаю, что этот разговор необходим, Джимми, но не уверен, что он полезен вам на той духовной стезе, которую вы отныне для себя избрали.
Его умный и понимающий взгляд рассеял неприятное чувство от нарисованных моей защитницей перспектив. Я встал и сказал Ким, что лучше подожду у себя в номере. Под одобрительное молчание всех присутствующих я вышел, оставив их без меня решать мою судьбу.